— Нам не нравятся земляне, — сказал он. — Мои подопечные и я находим вас в равной степени оскорбительными для разума и нездоровыми для глаз. Мои подопечные и я будем рады, когда все они получат первый приз и мы сможем избавиться от вашего отвратительного общества.
Я уставился на удаляющуюся спину этого пылесборника. Оступаясь, я побрел в обратном направлении, мечтая оказаться на борту корабля, идущего в Южную Америку. Оркестр в яме исполнял «Я люблю человека с Луны», единственную межпланетную песню, которую они знали. Судьи сошли со сцены на перерыв, желая получить что-нибудь градусов под пятьдесят и налитое пальцев эдак на десять. Они стали судьями в надежде взбодрить старческие тела созерцанием цветущих женщин. А вместо этого… такое.
Я загнал их всех в гримуборную размером с туалет. Они стояли там и даже не пытались утирать капли пота, стекающие с изможденных лиц. Испуганные глаза устремились на меня.
— У нас тут чертовски неприятная проблема, — сообщил я. И все рассказал.
— Но… это же невозможно! — воскликнул Местный Чиновник Номер Два, хватить себя ладонью по благородному лбу ему мешали габариты комнаты.
— Это я ему говорил, — заверил я. — Она на это не купилось.
«Глубер и компания» рухнули в кресло, способное выдержать только одного Глубера.
— Я болен, — заявил он.
Грассблад рубанул холеной ладонью по воздуху.
— Это не по-американски! — высказался он и поджал губы.
— А у меня племянница, которая хотела выиграть конкурс, — печально произнес Мендельхеймер.
— Что? — выкрикнул Местный Чиновник Номер Два. — Жульничество! Подтасовка!
— Ср-р-рочно пр-р-рек-р-ратите! — Это сказал гнев, наполнивший меня до краев.
Я сказал Мендельхеймеру, что даже если его племянница, мисс Пищеварительный Тракт, и будет признана всеми первой красавицей, она никак не сможет получить приз сейчас. Приз должен забрать кто-то из пришельцев.
— Или… что? — спросил «Глубер и Ко».
— Или нас распылят, — сказал я.
— Вы считаете, они действительно способны на такое? — засомневался Мендельхеймер.
— Приятель, посмотрев на то, что умеет этот тип, я предпочитаю верить ему на слово.
— Но какой из участниц мы должны отдать первый приз? — задал главный вопрос Сэмпсон.
Местный Чиновник Номер Два всплеснул руками в муниципальном отчаянии.
— Мы загнаны в угол! — воскликнул он.
Я был того же мнения.
Нам пришлось отложить решение, поскольку конкурс должен был продолжаться. Я посоветовал им тянуть как можно дольше, взвешивать все дважды, думать хорошенько. Они отправились на свой помост радостные, как аристократы в повозке, подкатывающей к гильотине. Судьи сидели на своих местах, и я понял, что они по-настоящему обеспокоены, потому что когда по сцене прошла мисс Бруклин, никто из них даже глазом не повел. А если мимо тебя дефилирует такая сногсшибательная женщина и ты никак не реагируешь, ты либо по-настоящему обеспокоен, либо мертв.
И снова я предпринял попытку договориться с капустной головой.
— Послушайте, — убеждал я, — вы же обладаете интеллектом. Разве вам не очевидно, что мы не можем дать один приз пяти участницам?
Арифметика землян оказалась для него непостижимой.
— Конкурс должен завершиться как можно скорее, — вот все, что он мне сказал. — Проволочки раздражают нас все сильнее. Совершенно ясно, что ни о каком соревновании между моими прелестными подопечными и разгуливающими тут безобразными существами не может быть и речи. Ни один судья, будь он с Земли или Небес, просто не сможет присудить приз подобному воплощенному уродству.
Что-то забрезжило. Крошечный огонек.
— Безобразные? — переспросил я. — Вы считаете, что они безобразны?
— Да вы все безобразны.
Я развернулся. Головоломка неожиданно сложилась. Мои мозги наконец-то заработали. Я кинулся к телефону и внес свой вклад в спасение бедной Земли.
Затем я кинулся на сцену и подошел к Сэмпсону. И там, поглядывая краем глаза на ходячие эталоны заветных девяносто — шестьдесят — девяносто, я сказал ему кое-что, стараясь не двигать губами.
Он расплылся в улыбке, предназначенной покупателю, оплатившему наличными «кадиллак» этого года выпуска. Затем он наклонился вбок и шепотом передал сообщение общественному достоянию Галл-Стоуна. Мэр прошептал новость в похожее на ракушку ухо Мендельхеймера, Мендельхеймер — Глуберу, а Глубер — Местному Чиновнику Номер Два.
Теперь все они улыбались и поглядывали с возрожденным интересом на проходящих мимо девочек, а я чувствовал себя действительно важным человеком.