Владимир Иванович попросил напарника позвать Андрея. Тот закончил с документами, передал их водителю и подошел к заказчику.
— Судя по всему, сегодня у вас, Владимир Иванович, был удачный день, — снова скорей констатировал, чем спросил Андрей.
— Ты знаешь, я до сих пор ничего не могу понять. Они прислали каких-то мальчишек, и те передали, что их шеф в реанимации, вручили чемодан с отступными, извинились и уехали. Нет, ну ты понял? — пропел экс-уголовник, теперь президент международного концерна.
— Вы все сделали? — глядя на кроны мачтовых сосен поверх седого бобрика, спросил Андрей.
— Конечно, братишка, какой разговор?
— Все? — еле слышно спросил еще раз Андрей, глядя на пухлую в оспинах переносицу.
— Все, Андрюш, правда! На исповеди мне даже поклоны земные прописали — до сих пор от них спина болит… Вломили мне в церкви по первое число, но ехал на встречу как никогда спокойно. Даже удивился: нервы-то уж не свежие…
— Тогда все так и должно было случиться.
— Нет… Это что, оттуда!? — он ткнул толстым пальцем в синее небо.
— А теперь, Владимир Иванович, надо отблагодарить.
— Да говори, что тебе надо, Андрюх, сделаю все, что хочешь.
— Там же закажите благодарственные молебны. Обязательно.
— Это сделаю. Хорошо! А тебе? Тебе что я могу сделать?
— Я же сказал. Лично мне ничего, — со вздохом сказал Андрей и, кивнув на прощанье, пошел к «гвардейцам».
— Он че, ненормальный? — спросил охранник, устраивая свое мясистое двухметровое тело на кожаное сиденье.
— Не-а, нам его не понять, Петруша. Он не здешний… Домой.
Андрей подошел к работающим, подозвал Бугра.
— Сработало? — поинтересовался тот, отирая кепкой загорелое лицо в шрамах и глубоких морщинах.
— Который уже раз, а все никак не привыкну, — признался Андрей.
— А разве к этому можно привыкнуть? Это же все-таки чудо…
— Сейчас я в храм. Завтра, если буду нужен — звони. Спаси тебя Господь, Бугор.
— Во славу Божию… Слушай, я отпущу Гену с тобой? Пусть дочь навестит.
Геннадий Иванович, герой афганской войны, доброволец-ликвидатор Чернобыля, по пути на платформу затащил Андрея в пивнушку. Взял там порцию коньяку, коробку конфет для дочери и кофе Андрею. Они присели за столик.
— Я тебе сейчас историю одну расскажу, — неспешно начал Гена, отпив жидкость из пластмассового стаканчика. — Росли два мальчика в одном дворе. Папы у них работали на дипломатическом поприще, крепко связанном с разведкой. О родителях они никогда не говорили. Это было не принято.
Один мальчик отличался от всех остальных смуглой кожей и еще кое-чем, о чем все узнали несколько позже. Тогда в моде в их среде был некий священный кодекс чести. Не принято как-то было ни предавать, ни выдавать. Если кому нужна помощь — хоть ночью приди, отказу не будет. За друга на нож шли, без рассуждений и колебаний.
Это потом уже выяснилось, что оба воспитывались родителями в вере. Тайно, конечно. Один ходил в православный храм, другой — в мечеть. После школы их разбросало кого куда. Мусульманин выехал с родителями на родину в Афганистан.
Православного призвали в армию, и попал он на войну, тоже в Афганистан. И случилось ему попасть в засаду. Весь экипаж «духи» расстреляли из пулемета. Он в одиночку держал оборону.
Молился и стрелял, слезами обливался, молился и снова стрелял. Взял тогда он на себя зарок перед Всевышним, если выживет, никогда ни при каких обстоятельствах ни в кого не стрелять.
Сутки держал оборону, пока не подоспела наша «вертушка» и не накрыла сверху «духов». Перед отлетом пошел на гору, где засели «духи», и среди трупов нашел он своего школьного дружка. Видно, перед смертью он молился своему Аллаху, да так его и прошила пулеметная очередь. Полумесяцем по спине. Закрыл он глаза друга и всю дорогу молился о прощении и упокоении его души.
Так получилось, что дали ему за оборону высотки Звезду Героя, и он больше не стрелял. Никогда и ни в кого.
Самое интересное, что оба эти мальчика стреляли друг в друга, защищая свою веру, своего Бога.
— Но спас Господь только одного — тебя, — заключил Андрей.
Маша
На вокзале Андрей посадил Гену в такси и присел на скамью. В его душе нарастало молитвенное настроение, столкновение с чудом снова окрылило его. Сейчас нужно «отшелушить» суетность, успокоиться…
— Дядь, помоги!