Впрочем, другим больным и вовсе хватало одного прикосновения к центру лба или груди, хотя чаще всё же к солнечному сплетению. Устал удивляться, а вот и моя очередь. Почему-то именно сию минуту во мне поднялось какое-то странное чувство вроде бы прилив веры в Небесного Отца, но почему-то смешанный с горделивым предвкушением. Как славно будет отказаться от нечестивого искушения у всех на виду и умереть мучеником!
Я предавался тщеславным фантазиям, которые в случае воплощения в реальность вряд ли бы помогли в распространении христианства на Эквусе, скорее наоборот. Яросвет же тем временем тремя неуловимы быстрыми движениями прикоснулся ко всем трём вышеупомянутым точкам на моём теле. Телесно я почувствовал себя просто прекрасно, став здоров, как никогда. На душе же после исцеления языческом богом царил полный разлад. Вместо крепости веры я продемонстрировал беспринципность и это в предвкушении небесной награды Отца за стойкость!
Вот и спросил после затянувшего молчания зачем-то, словно бы слова помогли мне убежать от самого себя:
– Почему три прикосновения?
– Чуждая физиология, – быстро бросил Яросвет и жёстко, но аккуратно, отодвинул меня правым крылом. Я с трудом удержался от возгласа недовольства, а потом мне стало ещё стыднее. За мной в очереди с трудом стоял на костылях одноногий больной. Я же мало того, что отнял неуместным молчанием и глупым вопросом драгоценное время божественного целителя, так ещё и стоял дурак дураком на пути к страждущему исцеления инвалиду. Теперь уже помня себя от стыда, бросился вон, опережая исцелённых ранее одного за другим. Тогда как меня опередил только прежде одноногий, что в отличие от меня поблагодарил Яросвета за исцеление, а теперь спешил… не знаю к кому, наверное, к близким своим.
Я же вихрем промчался по улицам столицы и вскоре оказался за городом, побежал куда глаза глядят и убежал далеко. Однако даже человеку в прекрасной физической форме нужен отдых после многочасового бега, а может быть дело в душевном разладе.
Я остановился в месте не тёмном, такие места на Эквусе мне не попадались, но каком-то тревожном. Такие мне тут тоже прежде не встречались. Хотя на первый взгляд покрытый зелёной травой холм посреди цветущей равнины не предвещал беды. Только вот верхушка холма от чего-то лысая, а на верхушке камень на камне. Почему я эти камни сразу не заметил? Словно бы кто-то глаза отводил, отводил, да не смог до конца отвести мне с моим взором не здешним. Как только не упадут эти неприятно выглядящие камни?!
А ладно! Раз местные их не убрали, значит есть на то причина. Хватит лезть куда не просят. Я уже в качестве миссионера, итак, вдоволь начудил…
С этими невесёлыми мыслями я и уселся на траву рядом с проплешиной, ковыряя мыском сапога странно бесплодную землю. Неизвестно до чего бы я ещё додумался, вряд ли до чего-то хорошо. Рядом с проклятыми камнями такая муть поднялась со дна души. Однако вскоре заметил, что со стороны столицы ко мне кто-то быстро бежит, летит, мигом перемещается с места на место?!
Видимо Яросвет прав насчёт чуждости моей физиологии, зрение не долечил. Хлопаю себя по карманам в поисках футляра с очками. Лезу в рюкзак, надеваю. Что такое? Вижу в очках хуже, чем без них! Неясно в очках и ясно без них вижу туже самую маленькую крылорожку с детского рисунка. Пухленькая, милая малышка сильно отличается от крылатых единорогов божественной красоты, но всё же её приветственные слова не удивляют. Она без сомнения разумна и без слов понятно чья дочь. Впрочем, малышка сразу представляется:
– Здравствуйте, я Заря, можно просто Зорька, пока, я ещё маленькая. Мои папа бог, а мама богиня, а я, стало быть, богинька. Но это и так все знают. Зато вы такой интересный инопланетник, нет инопланетянин… – быстро тараторит маленькая крылорожка с накинутой на спинку цветастой попонкой, задорно подпрыгивая и мелко трепеща в воздухе ещё по-детски короткими крылышками.
– И как только такую малышку одну отпустили?
– А я телере… телера… переместилась туда же, где вы, то есть не совсем туда, я ещё маленькая и божественной силы у меня мало. Зато я быстро бегаю и уже немного умею летать. Давайте играть. Мне папа раньше не разрешал с вами играть, наверное, из-за того, что вы болели. Но теперь то вы здоровы! – с этими словами Зорька подскочила и игриво ткнула меня в бок по-детски коротеньким и тупеньким рожком.
– Ах ты егоза, вот поймаю тебя и – хотел сказать «зажарю и съем», но, наверное, лучше не говорить во избежание культурного конфликта, вдруг тут нет подобных земным страшных сказок?