С первыми весенними днями — а уже наступил апрель — возобновились прогулки по окрестностям. Миссис Бреникен неоднократно водили на песчаные берега мыса Айленд. Она провожала взглядом идущие вдалеке корабли, и рука ее тянулась к горизонту. Но больше она не пыталась, как некогда, убежать на сей раз от доктора Брамли, который сопровождал свою подопечную. Ее отнюдь не приводили в смятение рокочущие волны, покрывающие своими брызгами берег. Можно ли предположить, что теперь воображение влекло Долли на путь, по которому следовал «Франклин», покидая порт Сан-Диего, когда его поднятые паруса исчезали за гребнями скалы?… Да… возможно! А однажды ее губы отчетливо прошептали имя: «Джон!»…
Было очевидно, что в болезни миссис Бреникен наступил такой период, когда нужно было пристально следить за ее развитием. Мало-помалу привыкая к жизни в шале, миссис Бреникен узнавала те или иные вещи, которые были ей дороги. Память возвращалась к ней в обстановке, бывшей для нее столь долгое время родной. С каждым днем она все пристальнее вглядывалась в портрет капитана Джона, и пока еще безотчетная слеза порой катилась по ее щеке.
О, если бы не было уверенности в том, что «Франклин» погиб, если бы Джон должен был вот-вот вернуться, если бы он вдруг появился, Долли, возможно, вновь бы обрела разум! Но на возвращение рассчитывать не приходилось…
И тогда доктор Брамли решил подвергнуть бедную женщину опасному испытанию; он хотел действовать прежде, чем наблюдаемое улучшение станет сходить на нет, прежде чем больная снова впадет в безразличие, которое было характерно для ее недуга в течение четырех лет. Раз душа Долли еще трепетала, нужно было заставить ее содрогаться, пусть даже она разлетится при этом вдребезги! Да! Пусть будет что будет, только не дать миссис Бреникен вернуться в небытие, сравнимое со смертью!
Мистер Уильям Эндрю, придерживающийся такого же мнения, одобрил идею доктора Брамли. И вот в один прекрасный день, двадцать седьмого мая, доктор и мистер Эндрю явились за Долли в Проспект-хаус. Экипаж, ждавший у калитки, провез их по улицам Сан-Диего до портовых пристаней и остановился у той, где пассажиры садились на паровой катер, идущий к мысу Лома.
Брамли намеревался не воссоздавать сцену катастрофы, а поместить свою пациентку в ту обстановку, которая окружала ее в тот момент, когда у нее столь внезапно помутился рассудок.
Необычайный блеск появился в глазах Долли, когда она очутилась в порту. Она как-то по-особенному оживилась, точно все в ней разом пришло в волнение… Доктор и мистер Эндрю подвели несчастную к катеру, и едва она ступила на палубу, как они еще более удивились ее поведению: неожиданно Долли пошла и снова села на то же место, в углу банки, справа по борту, на котором сидела в тот роковой день. Потом она стала смотреть вдаль, в сторону мыса Лома, точно искала стоящий на якоре «Баундари».
Пассажиры катера узнали миссис Бреникен, и, когда мистер Уильям Эндрю предупредил их о том, что здесь должно произойти, всех охватило сильное беспокойство. Неужели им предстоит стать свидетелями воскрешения… нет, не тела, но души?!
Разумеется, были приняты все меры предосторожности, с тем чтобы в припадке безумия Долли не смогла выброситься за борт. Катер уже прошел полмили, Долли по-прежнему глядела в сторону мыса Лома, однако вскоре она увидела торговое судно, которое с поднятыми парусами появилось на входе в бухту, намереваясь занять свое место в карантине. Долли изменилась в лице… Она поднялась, не отрывая взора от корабля…
Это был не «Франклин», миссис Бреникен вовсе не ошиблась.
— Джон!… Мой Джон!… Ты тоже скоро вернешься… И я буду встречать тебя здесь! — встряхнув головой, сказала Долли, и вдруг, пронзительно вскрикнув, она обернулась к мистеру Уильяму Эндрю.— Мистер Эндрю… вы… И он… мой маленький Уот… мой ребенок… мой бедный ребенок!… Там… там… я помню!… Помню!…
Заливаясь слезами, бедняжка рухнула на колени.
Глава VIII
ТРУДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
То, что к миссис Бреникен вернулся рассудок, было сродни чуду. Раз уж она выдержала воспоминание об этой катастрофе, раз уж эта вспышка памяти не сразила ее, можно ли, а точнее, должно ли было надеяться, что болезнь прошла окончательно? Не сломится ли Доллин разум вторично, когда она узнает, что никогда не увидит капитана Джона, ибо вот уже четыре года о «Франклине» нет известий и его следует считать затонувшим вместе с экипажем и грузом?…
Долли, пережившую столь сильное волнение, немедленно доставили в Проспект-хаус. Ни мистер Уильям Эндрю, ни доктор Брамли не пожелали покидать больную, поскольку вследствие тяжкого потрясения у нее поднялась высокая температура. Несколько дней она даже бредила, что крайне встревожило врачей. Сколько же мер предосторожности нужно будет принять, когда настанет время сообщить ей обо всех несчастьях!
Когда миссис Бреникен впервые спросила, сколько времени она была лишена рассудка, доктор Брамли, готовый к такому вопросу, ответил:
— Два месяца.
— Два месяца… всего-то! — прошептала Долли. Ей казалось, что с тех пор прошла вечность.— Два месяца! — повторила она.— Джон еще не может вернуться, ведь прошло только два месяца… А знает ли он, что наш бедный малыш?…
— Мистер Эндрю написал…— не колеблясь ответил доктор Брамли.
— А о «Франклине» получены известия?
— Капитан Джон должен был написать из Сингапура, но письма еще не могли дойти. Тем не менее, основываясь на сообщениях морских средств связи, можно полагать, что «Франклин» скоро прибудет в Индию. Телеграммы ожидаются в ближайшее время.
Потом Долли спросила, почему с ней рядом нет Джейн Баркер, и доктор ответил, что мистер и миссис Баркер находятся в отъезде и о дне возвращения не сообщили.
Рассказать миссис Бреникен о катастрофе «Франклина» предстояло мистеру Уильяму Эндрю. Однако было условлено, что он заговорит с ней об этом лишь тогда, когда ее разум достаточно окрепнет. Вопроса о наследстве, полученном после смерти мистера Эдварда Стартера, тоже пока не касались. Миссис Бреникен довольно скоро должна будет узнать, что все это богатство теперь принадлежит ей одной, поскольку Джона уже нет в живых…
В течение двух следующих недель миссис Бреникен не имела никакого сообщения с внешним миром. К ней приходили только мистер Уильям Эндрю и доктор Брамли. Температура, поначалу очень высокая, начала спадать.
Отчасти ради восстановления здоровья, отчасти для того, чтобы избежать слишком конкретных вопросов, доктор предписал больной полное молчание. В ее присутствии избегали даже самых незначительных намеков на прошлое, — не дай Бог Долли поймет, что, с тех пор как ушел в море Джон и погиб Уот, прошло четыре года. Еще некоторое время было важно, чтобы год 1879-й она считала годом 1875-м.
Кстати, миссис Бреникен горела совершенно естественным желанием, скорее даже нетерпением, получить письмо от мужа. Она рассчитывала, что «Франклин» если уже не прибыл, то вот-вот прибудет в Калькутту, о чем дом Эндрю должен быть незамедлительно уведомлен телеграммой… И трансокеанский рейсовый корабль не задержится с доставкой почты… А потом, как только сможет, Долли сама напишет Джону… Увы! Какие печальные известия будут содержаться в этом письме — первом, которое она пошлет ему со дня их женитьбы!…
Теперь, возвращаясь к прошлому, Долли винила себя в гибели сына. В ее памяти всплыл тот роковой день, тридцать первое марта… Если б Уот остался дома, он был бы сейчас жив!… Зачем она взяла его с собой на «Баундари»? Почему отказалась от предложения капитана Эллиса остаться на борту до подхода судна к причалу Сан-Диего? И потом, почему она, поддавшись какому-то безотчетному порыву, выхватила ребенка из рук кормилицы в тот момент, когда катер резко сманеврировал, чтобы избежать столкновения?! Они упали за борт. И ей недостало сил удержать сына… Бедный ребенок, бедный малютка Уот, у него даже нет могилки, куда мать могла бы прийти его оплакивать!
Картины прошлого, слишком живо рисующиеся в Доллиной памяти, неоднократно провоцировали высокую температуру, сопровождавшуюся сильным бредом, который повергал доктора Брамли в необычайную тревогу. К счастью, эти приступы стихали, отступали и наконец прошли совсем: психическое состояние миссис Бреникен больше не вызывало опасений. Близился момент, когда мистер Уильям Эндрю сможет рассказать своей подопечной обо всем.