— Сделать? О! Да у него хорошая профессия, мадам,— ответил Зак Френ. — С таким ремеслом невозможно пропасть. Я думаю, через несколько лет мальчик станет старшим матросом. При усердии и дисциплине…
— Все равно… Он мне интересен… Интересен тем… Ну да, Зак, да! Это необычайное сходство между ним и моим бедным Джоном… И потом, Уоту… моему сыну… было бы сейчас столько же!
При этих словах Долли сделалась бледной, голос ее изменился, устремленный на Зака Френа взгляд был столь вопрошающим, что боцман опустил глаза.
— Приведите его ко мне после полудня, Зак,— сказала Долли.— Не забудьте. Я хочу поговорить с ним… Завтра поездка окончится, и мы больше никогда не увидимся. Но прежде чем покинуть «Брисбен», я хочу знать… Да, знать…
Боцману ничего не оставалось, как пообещать, что приведет Годфри, и Долли ушла.
Боцман, крайне встревоженный, ходил по палубе, пока стюард не позвонил ко второму завтраку. По дороге к трапу он едва не столкнулся с англичанином, который, казалось, подстраивал свой шаг под удары колокола.
— Славно!… Да!… Очень славно!… Вы передали привет от меня… по моей просьбе… Ее муж пропал… Славно!… Да!… Очень славно! — воскликнул Джос Меритт и направился в столовую, чтобы занять там свое место за столом — самое хорошее, разумеется, и по соседству с раздаточной, благодаря чему он обслуживался первым и имел возможность выбрать лучшие порции.
В три часа «Брисбен» находился у входа в Портленд, главный порт округа Норманби, куда из Мельбурна ведет еще железная дорога; далее, обогнув мыс Нельсон, судно оказалось в районе залива Дискавери и затем стало подниматься почти строго на север, идя довольно близко к побережью Южной Австралии.
В этот момент Зак Френ сообщил Годфри, что миссис Бреникен хочет с ним поговорить.
— Поговорить?! — воскликнул юный матрос, и сердце его заколотилось так сильно, что он едва не упал, успев схватиться за планширь.
Годфри в сопровождении боцмана направился в каюту, где его ждала миссис Бреникен. Войдя, он встал перед ней, держа в руках свой матросский берет. Она сидела на диване и некоторое время молча смотрела на мальчика. Стоящий у двери Зак Френ с тревогой глядел на обоих. Он знал, о чем Долли станет спрашивать Годфри, но не мог предположить, что ответит юный матрос.
— Дитя мое,— начала миссис Бреникен,— мне бы хотелось получить кое-какие сведения о вашей семье… Я спрашиваю об этом потому, что меня интересует… ваше положение. Ответите ли вы на мои вопросы?
— Весьма охотно, мадам,— проговорил Годфри дрожащим от волнения голосом.
— Сколько вам лет? спросила Долли.
— Я точно не знаю, мадам, но, должно быть, четырнадцать или пятнадцать.
— Четырнадцать или пятнадцать!… А с каких лет вы начали плавать?
— С восьми лет, мадам. Я был тогда юнгой, а теперь вот уже два года, как служу матросом.
— Вы ходили в дальние плавания?
— Да, мадам, по Тихому океану в Азию и по Атлантике в Европу.
— Вы англичанин?
— Нет, мадам, американец.
— И тем не менее вы служите на английском пакетботе?
— Корабль, на котором я служил, недавно был продан в Сиднее. Оставшись без работы, я поступил на «Брисбен» в ожидании подходящего момента, чтобы вновь наняться на американское судно.
— Хорошо, дитя мое,— ответила Долли, сделав знак Годфри подойти поближе.
Годфри повиновался.
— А теперь мне хотелось бы узнать, откуда вы родом?
— Из Сан-Диего, мадам.
— Из Сан-Диего, повторила Долли, отнюдь не казавшаяся удивленной, словно предчувствовавшая, что ответ будет именно таким.
Что до Зака Френа, то он был поражен услышанным.
— Да, мадам, из Сан-Диего,— повторил Годфри. — О! Я вас хорошо знаю!… Когда мне стало известно, что вы едете в Сидней, я очень обрадовался… Если бы вы только могли себе представить, мадам, как мне интересно все, что касается капитана Джона Бреникена!
Долли взяла руку юного матроса и держала ее несколько мгновений, не произнося ни слова; по всему было видно, что Доллино воображение вновь уносило ее куда-то.
— Ваше имя? — вновь заговорила она взволнованно.
— Годфри.
— А как ваша фамилия?
— У меня нет фамилии, мадам.
— А ваши родители?
— У меня нет родителей.
— Нет родителей! — воскликнула миссис Бреникен.— Так вы, значит, росли…
— В Уот-хаус,— ответил Годфри.— Да, мадам, и вы о нас заботились. О, я часто видел, как вы приходили навестить ваших воспитанников в приюте!… Вы меня не замечали в толпе детишек, но я… Как мне хотелось обнять вас!… Потом во мне обнаружилась склонность к морскому делу, и я поступил юнгой… Другие ребята из Уот-хаус тоже устроились на корабли. Мы никогда не забудем, чем обязаны миссис Бреникен… нашей маме!…
— Вашей маме! — вздрогнув, воскликнула Долли, точно это слово эхом отдалось у нее внутри.
Она привлекла Годфри к себе. Осыпала его поцелуями. Он отвечал ей. И плакал. Этот порыв никого из них не удивил — таким естественным он был для обоих.
Зак Френ стоял поодаль и, напуганный тем, что хлынувшие чувства буквально разрывали душу миссис Бреникен, шептал:
— Бедная, бедная женщина!… Что с нею будет?!
— Идите, Годфри!… Идите, дитя мое! Я вас позову… Мне надо побыть одной… сказала Долли.
Зак Френ последовал было за мальчиком, но она остановила его:
— Останьтесь, Зак.
Годфри ушел один. Мгновение спустя Долли возбужденно заговорила:
— Зак, этот ребенок воспитывался вместе с другими детьми в Уот-хаус… Он родился в Сан-Диего, ему четырнадцать или пятнадцать лет, он как две капли воды похож на Джона… а его решительный характер, его любовь к морю?!… Это сын моряка… Это сын Джона… Это мой сын!… Мы считали, что залив Сан-Диего навсегда поглотил бедного малютку, но он не погиб… Он был спасен… Этого мальчика зовут не Годфри… Это Уот… Богу угодно, прежде чем соединить нас с Джоном, вернуть мне сына…
Зак Френ слушал миссис Бреникен, не осмеливаясь прервать. Он понимал, что несчастная женщина и не могла говорить иначе: она обосновывала свою идею неопровержимой материнской логикой. Но у мужественного моряка разрывалось сердце, ведь его долгом было разрушить эти иллюзии. Нужно было остановить Долли, чтобы она не рухнула в новую пропасть.
И он сделал это — не колеблясь, почти резко:
— Миссис Бреникен, вы ошибаетесь! Я не хочу, я не должен оставлять вас в заблуждении!… Это сходство — чисто случайное. Уот погиб… Да! Погиб! Он погиб в результате несчастно случая, и Годфри не ваш сын…
— Уот погиб?! — воскликнула миссис Бреникен.— Но что вы об этом знаете? И кто это может утверждать?
— Я, мадам.
— Вы?…
— Неделю спустя после катастрофы в заливе тельце ребенка было выброшено на песчаный берег, на мыс Лома… Это я его нашел… Я сообщил мистеру Эндрю; он опознал Уота, и малютка был похоронен на кладбище в Сан-Диего… Мы часто носили цветы на его могилку…
— Уот!… Мой маленький Уот… там… на кладбище!… И мне ничего не сказали об этом!…
— Да, мадам, да! ответил Зак Френ.— Вы тогда потеряли рассудок, а четыре года спустя, когда все было позади, мы боялись… Мистер Эндрю боялся… снова причинить вам страдания… и он молчал!… Но ваш ребенок мертв, мадам, и Годфри не может быть вашим сыном!
Долли, закрыв глаза, упала на диван; ей казалось, что яркий свет вокруг нее вдруг сменился кромешной тьмою. Она сделала знак Заку Френу, и тот оставил ее одну — мучимую воспоминаниями и разочарованиями.
На следующий день, двадцать шестого августа, миссис Бреникен еще не выходила из каюты, когда «Брисбен», пройдя через пролив Бакстэрс, между островом Кенгуру и мысом Джервис, вошел в залив Сент-Винсент и бросил якорь в Порт-Аделаиде.
Глава III
ИСТОРИЧЕСКАЯ ШЛЯПА
Из трех австралийских столиц Сидней старшая, Мельбурн — средняя, Аделаида — младшая. По правде говоря, последняя не только самая молодая, но и самая красивая. Родилась она в 1853 году от матери Южной Австралии, отсчитывающей свое политическое существование с 1837 года, а официально признанную независимость — с 1856-го[210]. Вполне возможно, что юность Аделаиды будет длиться вечно среди несравненного климата, самого здорового на континенте, в краю, где нет ни чахотки, ни эндемической[211] лихорадки, ни каких-либо инфекционных болезней. Правда, люди там, случается, умирают, но, как остроумно замечает мистер Д. Чарней, очень может быть, что это исключения.