Теперь, возвращаясь к прошлому, Долли винила себя в гибели сына. В ее памяти всплыл тот роковой день, тридцать первое марта… Если б Уот остался дома, он был бы сейчас жив!… Зачем она взяла его с собой на «Баундари»? Почему отказалась от предложения капитана Эллиса остаться на борту до подхода судна к причалу Сан-Диего? И потом, почему она, поддавшись какому-то безотчетному порыву, выхватила ребенка из рук кормилицы в тот момент, когда катер резко сманеврировал, чтобы избежать столкновения?! Они упали за борт. И ей недостало сил удержать сына… Бедный ребенок, бедный малютка Уот, у него даже нет могилки, куда мать могла бы прийти его оплакивать!
Картины прошлого, слишком живо рисующиеся в Доллиной памяти, неоднократно провоцировали высокую температуру, сопровождавшуюся сильным бредом, который повергал доктора Брамли в необычайную тревогу. К счастью, эти приступы стихали, отступали и наконец прошли совсем: психическое состояние миссис Бреникен больше не вызывало опасений. Близился момент, когда мистер Уильям Эндрю сможет рассказать своей подопечной обо всем.
Как только Долли явно стала поправляться, ей было позволено вставать с постели; выздоравливающую устраивали в шезлонге[85] перед окном ее комнаты, откуда взгляд охватывал бухту Сан-Диего и мог устремиться дальше, за мыс Лома, до самого горизонта. Там она просиживала неподвижно долгие часы. Потом Долли захотела написать Джону; ей необходимо было рассказать мужу об их ребенке, о том, что отец больше никогда не увидит своего Уота… И она излила свое горе в письме, которого Джону не суждено было получить.
Мистер Уильям Эндрю взял это письмо, пообещав отправить вместе со своей корреспонденцией в Индию, после чего миссис Бреникен, вновь обретя некоторое спокойствие, стала жить одной надеждой: прямым или косвенным путем получить известия о «Франклине».
Однако долго так продолжаться не могло. Было очевидно, что Долли рано или поздно узнает правду, которую от нее скрывали, возможно, из излишней осторожности. Чем больше она будет думать о том, что скоро получит от Джона письмо и что каждый прожитый день приближает его возвращение, тем убийственнее будет удар!
Такой совершенно неоспоримый вывод был сделан после беседы миссис Бреникен с мистером Уильямом Эндрю девятнадцатого июня. В этот день Долли впервые спустилась в садик, и мистер Уильям Эндрю увидел ее там сидящей на скамейке возле крыльца. Он сел рядом и, взяв ее руки в свои, с нежностью пожал их; на этом, последнем, этапе выздоровления миссис Бреникен уже чувствовала в себе силы; к ней вернулся прежний теплый цвет лица, хотя глаза ее неизменно были влажны от слез.
— Я вижу, вы быстро поправляетесь, моя дорогая Долли,— заговорил мистер Уильям Эндрю.— Вам явно лучше!
— Это правда, мистер Эндрю,— отвечала Долли,— но, кажется, я здорово постарела за эти два месяца!… Мой бедный Джон, когда вернется, найдет меня такой изменившейся!… И потом, я ведь… кроме меня, никого нет…
— Мужайтесь, моя дорогая Долли, мужайтесь! Я запрещаю вам падать духом. Теперь я ваш отец… да, ваш отец! Вы должны меня слушаться!
— Дорогой мистер Эндрю!
— Вот и отлично!
— Письмо, которое я написала Джону, ведь отправлено, да?…— спросила Долли.
— Конечно… и нужно терпеливо ждать ответа! Почта из Индии, бывает, здорово запаздывает!… Ну вот, опять слезы!… Прошу вас, больше не нужно плакать!…
— Как я могу не плакать, мистер Эндрю, когда думаю… Разве не я виной… я…
— Нет, бедная мамочка, нет! Господь обрушил на вас жестокий удар… Но он пожелал, чтобы всякому горю был конец!
— Господь!…— прошептала миссис Бреникен.— Господь вернет мне моего Джона!
— Долли, милая, у вас сегодня был доктор? — спросил мистер Уильям Эндрю.
— Да, и он счел, что со здоровьем у меня теперь лучше!… Силы возвращаются ко мне, я скоро смогу выходить…
— Но не ранее, чем он вам разрешит, Долли!
— Хорошо, мистер Эндрю. Обещаю быть благоразумной.
— Я полагаюсь на вас.
— Вы еще ничего не получили касательно «Франклина», мистер Эндрю?
— Нет, и это меня не удивляет!… Порой кораблям требуется немало времени, чтобы добраться до Индии…
— Но Джон мог бы написать из Сингапура. Разве он не заходил туда?
— Должен был заходить, Долли!… Но достаточно было ему опоздать к рейсовому судну на несколько часов, чтобы его письма шли с задержкой в две недели.
— Так, значит… вы совсем не удивлены, что Джон до сих пор не прислал письма?…
— Нисколько не удивлен…— ответил мистер Уильям Эндрю, чувствуя, что разговор становится все более тягостным.
— А в морских газетах о «Франклине» не упоминалось? — спросила Долли.
— Нет… с тех пор как он встретился с «Баундари»… Прошло примерно…
— Да… около двух месяцев… И зачем только эта встреча состоялась!… Не будь ее, я бы не отправилась на «Баундари» и мой ребенок…— Лицо миссис Бреникен исказилось, из глаз полились слезы.
— Долли, моя дорогая Долли, не плачьте, прошу вас, не плачьте! — повторял мистер Уильям Эндрю.
— Ах, мистер Эндрю! Меня иногда охватывает предчувствие… Это необъяснимо… Мне кажется, что новая беда… Я беспокоюсь за Джона!
— Не нужно беспокоиться, Долли! Для беспокойства нет никаких оснований.
— Мистер Эндрю, вы не могли бы прислать мне каких-нибудь газет, где есть морские сообщения? — попросила миссис Бреникен.
— Конечно, моя дорогая Долли, я вам пришлю. Впрочем, если бы было что-то известно относительно «Франклина», либо его встретили в море, либо сообщалось о его скором прибытии в Индию, я бы первый узнал об этом и тотчас же…
Однако следовало направить разговор по иному руслу. Миссис Бреникен в конце концов заметила бы и нерешительность, с какой отвечал ей мистер Уильям Эндрю, и то, что он отводил взгляд, когда она задавала вопросы напрямую. Почтенный судовладелец собрался было рассказать о смерти Эдварда Стартера и о крупном состоянии, которое досталось в наследство его племяннице, как вдруг Долли спросила:
— Джейн Баркер с мужем в отъезде, как мне сказали? И давно они уехали из Сан-Диего?
— Нет… Недели две или три назад…
— А скоро вернутся?…
— Не знаю…— ответил мистер Уильям Эндрю.— Мы не получали от них вестей…
— Так, значит, неизвестно, куда они отправились?
— Неизвестно, моя дорогая Долли. Лен Баркер вел весьма рискованные дела… Ему могло понадобиться ехать далеко… очень далеко…
— А Джейн?
— Миссис Баркер должна была следовать за мужем… Но я не могу сказать, что произошло…
— Бедная Джейн! — с грустью проговорила миссис Бреникен.— Я горячо люблю ее и была бы счастлива встретиться с нею вновь. Это ведь единственная родственница, которая у меня осталась! — Она и не думала об Эдварде Стартере и о родственных узах, которые их связывали.— Почему же Джейн мне ни разу не написала? — спросила миссис Бреникен.
— Дорогая Долли, вы уже были очень больны, когда мистер Баркер и его жена покинули Сан-Диего.
— И то правда, мистер Эндрю, зачем писать тому, кто более не способен понимать!… Дорогая Джейн, мне жаль ее! Ей, наверно, тяжко приходится в жизни. Я всегда боялась, как бы Лен Баркер не пустился в какую-нибудь махинацию, которая плохо кончится!… Может, и Джон этого боялся!
— И все-таки никто не ожидал столь плачевной развязки…— ответил мистер Уильям Эндрю.
Она устремила взгляд на судовладельца, явно попавшего в неловкое положение.
— Говорите, мистер Эндрю!… настаивала Долли.— Не скрывайте от меня ничего! Я очень хочу все знать!
— Хорошо, Долли, я отнюдь не намерен скрывать неприятности, о которых вы и так скоро узнаете!… Да! В последнее время положение Лена Баркера ухудшилось. Он не смог выполнить своих обязательств. Посыпались претензии. Ему угрожал арест, и он вынужден был пуститься в бегство.