— Доброе утро, джентльмены, — сказала она. — Я слышала, что вашему пациенту стало лучше, мистер Эркомб. Я принесла ему желе и хочу посидеть часок возле него. Мы с этим мальчиком большие друзья, и я очень рада его выздоровлению.
Эркомб с мгновение помедлил, как будто размышляя над ее словами, и затем выставил вперед указательный палец.
— Я запрещаю вам приближаться к нему и даже видеть его, — произнес он. — И вам не хуже меня известно почему.
Никогда еще я не видел, чтобы человеческое лицо претерпевало столь ужасающую метаморфозу, какая произошла в этот момент с лицом миссис Эмворт — оно сделалось пепельно-серым. Она вскинула руки, словно защищаясь от жеста Эркомба, пальцем начертившего в воздухе крест, и, сжавшись, отступила на дорогу.
Раздался неистовый гудок, завизжали тормоза, из мчавшейся по улице машины донесся возглас — увы, запоздалый! — и долгий пронзительный крик резко оборвался. По телу миссис Эмворт проехались колеса, оно откатилось на газон и осталось лежать там, судорожно вздрагивая, а потом замерло.
Ее похоронили спустя три дня на кладбище за пределами Максли, в точном соответствии с теми распоряжениями, о которых она упоминала в нашем недавнем разговоре. Всеобщее потрясение, вызванное ее внезапной и ужасной смертью, мало-помалу начало проходить. Лишь мы с Эркомбом воспринимали кончину миссис Эмворт более сдержанно, зная, что это освободило всех нас от огромной опасности; но, разумеется, мы ни единым словом не обмолвились о страшных последствиях, которых удалось избежать нашему селению. Однако меня удивляло, что Эркомб, похоже, не был удовлетворен исходом дела; мои вопросы об этом оставались без ответа. Затем, по мере того как убывали, словно пожелтевшие листья с деревьев, мягкие безмятежные осенние дни, его тревога понемногу улеглась. Но незадолго до наступления ноября кажущееся спокойствие было нарушено в одночасье.
Как-то вечером я возвращался домой после ужина на другом конце селения. Луна светила необычайно ярко, превращая окрестности в подобие офорта. Я как раз проходил рядом с домом, который прежде занимала миссис Эмворт и который теперь, как гласила вывеска, сдавался в аренду, и вдруг услышал, как стукнула калитка. В следующее мгновение я, весь дрожа и похолодев, увидел хозяйку дома. Ошибиться было невозможно — я отчетливо различил ее ярко освещенный профиль. Меня она, похоже, не заметила (впрочем, я был укрыт густой тенью от тисов, росших перед ее садом) и, быстро перейдя через дорогу, исчезла во дворе дома напротив.
Я часто задышал, как после быстрого бега, — и теперь я и вправду бежал, то и дело в страхе оборачиваясь, и так преодолел сотню ярдов, которая отделяла меня от собственного дома и дома Эркомба. Ноги сами привели меня на его порог, и миг спустя я оказался внутри.
— Что произошло? — спросил он. — Позвольте, я угадаю.
— Не угадаете, — ответил я.
— А я и не стану гадать. Она вернулась, и вы ее видели. Расскажите мне все.
Я не мешкая посвятил его в детали случившегося со мной в этот вечер.
— Это дом майора Пирсолла, — уточнил он. — Нам нужно вернуться туда немедленно.
— Но что мы станем делать?
— Понятия не имею. Это зависит от того, что мы там обнаружим.
Минутой позже мы стояли возле дома майора. Теперь здание не было погружено в темноту — из двух окон наверху струился свет. Пока мы рассматривали его, входная дверь открылась и через мгновение у калитки показался майор Пирсолл. Увидев нас, он остановился.
— Я иду к доктору Россу, — торопливо произнес он. — Моя жена внезапно захворала. Я поднялся в спальню спустя час после того, как она легла, и нашел ее бледной как призрак и в крайнем изнеможении. Кажется, она уснула… но прошу простить меня, я очень спешу.
— Минутку, майор, — сказал Эркомб. — Нет ли у нее на горле каких-то следов?
— Как вы догадались? — удивился Пирсолл. — Следы и в самом деле есть: должно быть, один из этих мерзких комаров дважды укусил ее. Я заметил даже кровоподтек на шее.
— Возле нее сейчас кто-нибудь есть?
— Да, я отправил к ней горничную.
Он ушел, а Эркомб повернулся ко мне.
— Теперь я знаю, что нам следует делать, — сказал он. — Встретимся у вас дома. Смените одежду.