– Мы опоздаем, милочка! – увещевающе воззвала она.
Миссис Харрис виновато взглянула на подругу.
– Я не иду, – ответила она.
– Не идешь в кино?! – эхом отозвалась миссис Баттерфилд. – Но это ж Мэрилин Монро!
– Ничего не поделаешь. Я не могу идти. Я экономлю.
– Господи помилуй! – воскликнула миссис Баттерфилд, на которую время от времени тоже накатывалось желание экономить. – И на что ты копишь?
Миссис Харрис пришлось сглотнуть, прежде чем она сумела ответить:
– На… мое платье от Диора.
– Боже мой, ты все-таки спятила, милочка! По-моему, ты говорила, что платье это, чтоб ему пусто было, стоит четыреста пятьдесят монет!
– А у меня уже есть сто два фунта, семь шиллингов и девять с половиной пенсов, – напомнила миссис Харрис. – И я скоплю остальное.
Миссис Баттерфилд покачала головой, и ее подбородки колыхнулись.
– Что у тебя точно есть, так это характер, – заметила она. – Вот я бы так не смогла! Вот что, милочка, пошли в кино – сегодня я плачу.
Но миссис Харрис была непреклонна.
– Не могу, – возразила она. – Ведь я не смогу потом заплатить за тебя!
Миссис Баттерфилд тяжело вздохнула и принялась расстегивать пальто.
– Ну что ж, делать нечего, – проговорила она. – В конце концов, Мерилин Монро еще не все в жизни. Чашечка чаю и хороший разговор ничуть не хуже. Ты слыхала, лорда Клеппера опять арестовали? Все та же история. Я ведь убираюсь у его племянника на Халкер-стрит. Славный мальчик; вот с ним все в порядке – не то, что дядюшка!
Миссис Харрис приняла жертву подруги… но как могла незаметно посмотрела на чайницу, и взгляд ее был виноватым. Сейчас чайница была почти полна, но скоро станет негостеприимно пустой. Потому что чай был в списке расходов, подлежащих сокращению. Она включила плиту и поставила чайник.
Так начался долгий и трудный период экономии и скудной жизни, которая, впрочем, ничуть не отразилась на обычном расположении духа миссис Харрис – не считая лишь того, что она не могла уже позволить себе покупать время от времени горшочек цветов, и тем тщательнее лелеяла свои герани: ведь заменить их она уже не могла.
Она обходилась теперь без курения, хотя сигаретка-другая частенько скрашивала ее дни. И без джина. Ходила пешком, а не ездила на автобусе или подземке; а когда в туфлях появились дыры, она подложила в них сложенную газету. Отказалась от своих любимых вечерних газет и добывала новости и сплетни из мусорных корзин клиентов днем позже. Экономила на еде и одежде. Экономия на пище могла бы даже повредить ее здоровью, если бы не американка миссис Шрайбер. Миссис Харрис убирала у нее обычно в обеденное время, и миссис Шрайбер угощала уборщицу, предлагая ей, например, яичницу или какую-нибудь холодную закуску из холодильника.
Теперь она не отказывалась от этого угощения.
Но в кино ее больше не видели, как не видели и в «Короне» – пабе на углу. Она не пила чай, чтобы, когда придет черед миссис Баттерфилд быть ее гостьей, в чайнице что-нибудь было. Она почти совсем испортила глаза, выполняя плохо оплачиваемую надомную работу: по ночам она вшивала молнии на спинки дешевых блузок. Единственная роскошь, которую она теперь себе позволяла – были три пенса в неделю на футбольную лотерею… но, разумеется, молния отнюдь не спешила повторно ударить в то же место. Однако миссис Харрис не могла отказаться от лотереи. Листая выброшенные шестимесячной давности модные журналы, она следила за новинками Кристиана Диора (эта история происходила до того, как мэтр Диор неожиданно покинул наш мир). И ее постоянно поддерживала вера в то, что однажды – и не в таком уж отдаленном будущем – одно из этих удивительных, уникальных творений будет принадлежать ей.
И хотя миссис Баттерфилд по-прежнему полагала, что стремление обладать вещами, не приличествующими своей касте, до добра не доведет и миссис Харрис еще пожалеет о нем, – она преклонялась перед решимостью и мужеством подруги, поддерживала ее в чем могла и, разумеется, хранила ее тайну. Ибо миссис Харрис никого другого в свои планы и устремления не посвятила.
4
И вот как-то летним вечером миссис Харрис позвонила в дверь миссис Баттерфилд, будучи в состоянии возбуждения. Щечки-яблочки были куда румянее обычного, а маленькие глазки горели просто каким-то электрическим светом. По всему было видно, что ее охватило «предчувствие», и это предчувствие влекло ее сегодня на собачьи бега в Уайт-Сити – и она хотела, чтобы миссис Баттерфилд отправилась с ней.