– Вы там? – Голос его любовницы все ближе.
Хэдли, приоткрыв дверь, крикнула через занавеску:
– Мы наверху!
– Может, в бридж?
И, сама не зная почему, Хэдли так же громко ответила:
– Через пять минут спустимся!
– Ты что? – Эрнест словно не верит своим ушам.
– Мы, – Хэдли натягивает платье, – просто сыграем пару партий в бридж. А о наших делах поговорим позже.
Файф уже тасует карты – опрятная маленькая головка на фоне цветущих роз в саду. В губах зажата сигарета – как можно курить в такую жару? На Файф шорты и матросская рубаха. Весьма практичная форма одежды для Антиба. Загорелые худые ноги, на волосах – следы расчески.
– Хорошо поплавала? – спрашивает Хэдли.
– Отлично. Хотя сегодня все-таки жарковато.
Может, у нее только что был секс с ее, Хэдли, мужем.
Файф сдает карты, раскладывая на три аккуратные стопки.
Подходит Эрнест, в одних шортах, его голая грудь и широкие плечи заставляют женщин улыбнуться. Обе невольно переглядываются: Файф – вытаращив свои огромные глаза, а Хэдли – покачивая головой, точно его тщеславие – это их общий секрет.
– Привет, дамы. Можете не вставать.
– Может, наденешь рубашку, Эрнест? – спрашивает Файф.
– Чтобы лишить вас обеих удовольствия?
Он с вызовом глядит на Хэдли, словно говоря: «Если ты говоришь об этом откровенно, то почему нельзя мне?»
Все трое оборачиваются на быстрый топот толстеньких ножек – от дома к ним бежит Бамби, за ним – горничная:
– Excusez-moi, madame ’emingway. Viens, Bumby![7]
Коленки мальчика испачканы в земле, похоже, он играл в саду.
– Ça va aller[8].
Мари уходит в дом, а Бамби, вскарабкавшись на колено отца, обнимает его за шею. Эрнест прижимается к сыну носом, чмокает в круглые щечки. Когда обнаружилось, что Хэдли беременна, Эрнесту было двадцать три года, и он заявил, что еще слишком молод, чтобы иметь детей. На несколько недель Эрнест тогда погрузился в пучину черной тоски – как он сможет писать, как они будут кататься на велосипеде или гулять ночи напролет, когда в доме появится орущий младенец?
Теперь же он превратился в самого нежного отца на свете. Он сажает сына лицом к остальным. Маечка уже маловата и задирается на круглом животике. Бамби внимательно оглядывает взрослых, не ведая, что сейчас они заняты планомерным разрушением его привычной жизни. Хэдли становится жутко: малыш еще ничего не понимает, но все видит.
– Как ты, милый? – спросила она, наклоняясь к мальчику и ероша его волосы. – Как себя чувствуешь?
Нос у ребенка еще красноват – следы простуды, прицепившейся после коклюша.
– Bien[9], – ответил Бамби.
Хэдли задумчиво трет ему грудку.
– Ты гулял в лесу?
Бамби кивает, сунув палец в рот.
– Я в детстве так тоже делала, – произносит Файф, и Хемингуэи удивленно смотрят на нее, будто забыв, что Полин Пфайфер сидит с ними за одним столом.
– Поиграешь за меня, пока я кое-что принесу? – Эрнест пересаживает Бамби к ней на колени. Несколько минут спустя он возвращается из дома с подносом, на котором стоят три бокала. – Джин-тоник, – объявляет он, – и как я мог забыть?
Выпивка появляется все раньше и раньше. К трем часам дня он уже обычно берется за шорле или джин физ. Хэдли залпом осушает свой бокал, с удовольствием поймав на себе удивленный взгляд Эрнеста. Потом отсылает Бамби обратно в дом, чтобы не болтался под ногами. И неожиданно ощущает решимость победить Файф, послать ее в нокдаун.
9. Антиб, Франция. Июнь 1926
Как и во все предыдущие дни, партия заканчивается тем, что один из игроков, резко отодвинув кресло, стремительно идет к дому. Это Хэдли. Она больше не может смотреть, как легко и изящно играют в паре Эрнест и Файф, как они с полуслова понимают ставки друг друга и на пару разделывают ее под орех. Эрнест бросается следом, чтобы успокоить, но Хэдли как угорелая мчится вверх по ступенькам, чувствуя, как в ней нарастает бешенство – такое жгучее, такое оправданное и такое необычное для нее чувство.
– Хочу напомнить, что именно ты ее пригласила!
– Я жалею, что это сделала!
– Но теперь она здесь, и мы уже не можем ее выгнать!
– Не можем, однако это вовсе не значит, что ты обязан за ней всюду таскаться! – Хэдли хлопает дверью спальни. – Сколько времени ты оставался с ней на понтоне сегодня? Сколько играл вчера с ней в теннис? Я твоя жена! Я, не она. Мне нужно напоминать тебе об этом?
– Вообще-то я не хотел, чтобы она приезжала!
– Я пригласила ее, потому что мне было одиноко. Потому что никто из твоих чертовых друзей даже не удосужился меня проведать! Она единственная, кто болел коклюшем.