Берта допила чай и поднялась.
— Знаете, тетушка, — сказала она, — мне кажется, вас следовало бы назвать Мартой или Матильдой. «Полли» вам как-то не подходит.
— Милочка, не надо подчеркивать, что мне сорок пять. И пожалуйста, не улыбайся так, будто знаешь, что на самом деле мне сорок семь. «Сорок пять» устраивает меня просто потому, что это круглая цифра. Через год я буду говорить, что мне пятьдесят. Сорок восемь — совершенно неопределенный возраст, и женщине ни к чему в нем сознаваться, если только она не намерена выйти за вдовца с семнадцатью детьми.
— Тетя Полли, почему вы не вышли замуж? — спросила Берта, глядя в сторону.
Мисс Лей едва заметно улыбнулась; вопрос племянницы показался ей очень существенным.
— А зачем? — произнесла она. — Я имею пятьсот фунтов годового дохода. Ах, понимаю, ты не то ожидала услышать. Извини, но трагической любви у меня не случилось. Как правило, оправданием для старой девы может служить лишь тот факт, что она тридцать лет чахла от тоски по возлюбленному, который либо умер и теперь над его могилой растут подснежники, либо женился на другой.
Берта промолчала. Для нее мир расцвел радужными красками, и она не хотела ничего слышать о несовершенствах человеческой натуры. Она поднялась наверх, села у окна и принялась задумчиво смотреть в сторону фермы, где жил Эдвард. Любопытно, чем сейчас занят предмет ее обожания? Ждет ли вечера с тем же нетерпением, что и она? Внушительное препятствие в виде большого холма, разделявшее Берту с любимым, сильно ей досаждало. За ужином она не промолвила и двух слов. К счастью, мисс Лей тоже молчала. Берта не могла проглотить ни кусочка. Она крошила свой хлеб и возила по тарелке предложенную еду, постоянно бросала взгляд на часы, а когда они пробили, отчего-то вздрогнула.
Придумать какой-либо предлог для мисс Лей Берта не потрудилась, предоставив тетке думать все, что угодно. Было темно и холодно. Берта выскользнула через черный ход. Восхитительное ощущение того, что она совершает нечто рискованное, будоражило кровь. Ноги, однако, едва держали ее. Похожего прежде не бывало: Берта еще никогда не испытывала такой страшной слабости в коленях и теперь попросту боялась упасть. Дышать почему-то стало тяжело, сердце колотилось как сумасшедшее. Она шла по аллее, почти не сознавая, что делает. А что, если Эдварда нет, если он совсем не придет? Берта заставляла себя сидеть в комнате до тех пор, пока желание выйти не обуяло ее с неистовой силой, и сейчас боялась даже представить, что, придя к воротам, не найдет там Эдварда. Это будет означать лишь одно: он ее не любит. Берта остановилась и всхлипнула. Может быть, стоит подождать, ведь еще рано? Однако нетерпение подгоняло молодую женщину вперед.
Она тихонько вскрикнула: Крэддок неожиданно выступил перед ней из темноты.
— Ох, простите, — сказал он. — Я вас напугал. Решил, вы не будете против, если я приду. Вы на меня не сердитесь?
Берта задыхалась от счастья, на сердце у нее мгновенно стало легко. Значит, он все-таки любит ее, да еще переживает, что она может рассердиться!
— Я вас ждала, — шепнула она.
Какой смысл изображать робость и стыдливость? Они любят друг друга, так почему Берте не открыть свои чувства?
— Здесь очень темно, — сказал он. — Я вас не вижу.
Берта была так безумно счастлива, что утратила дар речи. Сейчас ей хотелось лишь лепетать: «Я тебя люблю, люблю!» Она приблизилась к Эдварду, чтобы коснуться его. Почему же он не заключает ее в объятия, почему не целует, как ей виделось в мечтах? Но как только Крэддок взял ее за руку, Берту словно пронзило током; перед глазами все поплыло, она едва не зашаталась.
— Что случилось? — встревожился он. — Вы дрожите?
— Просто немного замерзла. — Берта изо всех сил старалась говорить спокойно, но все слова куда-то пропали.
— Вы совсем раздеты. Накиньте-ка вот это, — сказал Крэддок и начал стягивать с себя куртку.
— Нет, нет, — забеспокоилась Берта, — вы замерзнете.
Этот поступок показался Берте верхом бескорыстной доброты, сердце ее преисполнилось благодарности.