Джордж ухаживал за ней неторопливо и ненавязчиво – так незаметно, что она иногда задумывалась: а он вообще за ней ухаживает или нет? Он вдруг появлялся там, где была она, и их встреча по ощущениям всегда получалась случайной, спонтанной. Они встречались шесть лет, и в эти годы он поднимался к славе – сначала стал известен, а потом превратился в звезду. Джордж сделал ей предложение, когда они ели йогурт, и это было восхитительно.
Она страстно желала традиционного венчания в церкви, но Джордж уже венчался со своей первой женой, поэтому миссис Марч пришлось удовлетвориться обычной регистрацией, которую ее мать презрительно вспоминала по сей день и фыркала, пока ее не настигала деменция.
Свадьба с Джорджем в присутствии всех тех людей, которые были приглашены и на его первое бракосочетание, оказалась предсказуемо гротескной. Они лицезрели, как он давал обещание любить другую женщину в болезни и здравии, пока их не разлучит смерть. Прошло всего несколько лет – клятвы позабыты, фотографии, напоминавшие о событии, вынуты из рамок и сняты с каминных полок… Было неизбежно, что ценность второго брака уменьшится в их глазах. Когда Джордж и миссис Марч обменивались клятвами, она услышала (была уверена, что услышала), как один из гостей со стороны Джорджа тихо сказал себе под нос: «Будем надеяться, что на этот раз кормить будут лучше».
Вместе с новой квартирой, в которой они стали жить вместе, и общим текущим счетом в банке она получила и его восьмилетнюю дочь Паулу. В предшествующие свадьбе месяцы миссис Марч с ужасом думала о встрече с бывшей женой Джорджа, готовясь к стычке, сцене ревности или, по крайней мере, с трудом скрываемой враждебности, но с удовольствием обнаружила, что они общаются вполне цивилизованно. Предыдущая миссис Марч пригласила ту, которая вот-вот должна была стать миссис Марч, на кофе, и они провели почти два часа, поверхностно обсуждая плюсы образования за границей. Они по очереди украдкой посматривали на часы, пока встреча не закончилась.
Проблема, как с разочарованием обнаружила миссис Марч, заключалась в дочери. Она ожидала уступчивую и покладистую уменьшенную версию себя самой, которую она сможет наряжать в сарафанчики поверх блузки и лепить по своему усмотрению. Вместо этого оказалось, что Паула с гонором. Упрямая и своевольная. Слишком симпатичная. Она бесцеремонно задавала вопросы («Почему у вас такие сухие руки?»; «Почему папа работает, а вы нет?»). Она взяла в привычку вступать в противоборство с миссис Марч за внимание отца. «Папа, о, папа», – обычно кричала она – миссис Марч думала, что очень жалостливо, – если вдруг начиналась буря или она царапала коленку (а голос оказывался подозрительно сильным для человека, который, предположительно, испытывает такую боль). Миссис Марч не переваривала то, как Джордж хвастался Паулой перед друзьями. Ей неизбежно приходилось подключаться – повторять как попугай, что ребенок на самом деле особенный и одаренный, хотя внутри ей хотелось кричать.
Она с ужасом ждала выходных, когда Паула приезжала в гости. После того, как девочка уезжала, всегда оставались ее следы. Розовая блузочка с оборочками, сложенная Мартой и положенная среди вещей миссис Марч в шкафу. Липкие отпечатки замазанных шоколадом пальцев на любимом одеяле миссис Марч из верблюжьей шерсти. Грязные стаканы с недопитой водой, оставленные на каждом столе.
Даже в отсутствие Паулы в квартире оставался запах Паулы: ее личный молочно-цветочный запах, с коим не справлялся освежитель воздуха с бергамотом, который миссис Марч лихорадочно разбрызгивала по всей квартире.
Миссис Марч и сама родила – в качестве доказательства всем, что она способна вырастить гораздо более доброго и нежного ребенка, а также в виде наказания для Паулы. Она обрадовалась, что родила мальчика, радовалась, что ей не придется видеть в девочке отражение себя, молодой, непорочной и неопытной.
Джонатан, которому теперь уже исполнилось восемь лет, жил в комнате, в которой раньше во время своих приездов спала Паула. Эту комнату миссис Марч полностью переоформила, уничтожив все, что там было сделано раньше, – словно кожу содрала. Теперь ее было не узнать. Миссис Марч оклеила стены клетчатой тканью от «Ральфа Лорена», и комната стала очень уютной зимой, но в жаркие месяцы в ней было душно – тогда казалось, что в помещении создается свой собственный микроклимат. Она выбросила все фирменные игрушки Паулы – всех этих Микки-Маусов и диснеевских принцесс, заменив их простыми традиционными игрушками вроде деревянной лошадки-качалки и старых санок. На полках она расставила абсурдно дорогие первые издания старых детских книг («Приключения Гекльберри Финна», «Маленький лорд Фаунтлерой»). На одной стене в ряд в рамках висели обложки журнала «Нэшнл Джиогрэфик». Джонатан за свою жизнь не прочитал ни одного номера этого журнала, да и сама миссис Марч не разрешила бы этого – еще не хватало, чтобы он наткнулся на фотографии женщин из диких племен с голой грудью и множеством бус, которые закрывали только ключицы, тогда как их обвисшие груди указывали сосками на пупки. Но она с гордостью объявляла гостям, что эти номера журнала в рамочках – его самые любимые. Если бы потребовалось опубликовать фотографии этой комнаты в каком-нибудь журнале, она была готова для фотографирования в любое время.