В конце концов она купила белье в небольшом магазинчике в деловой части города; его владелицей оказалась прихрамывающая женщина с многочисленными родинками, которая правильно определила размер бюстгальтера миссис Марч, только один раз взглянув на нее в одежде. Миссис Марч очень понравилось обслуживание – как хозяйка магазина обхаживала ее, делала комплименты ее фигуре, а что еще лучше, ругала фигуры других клиенток, периодически разочарованно восклицая «Ой-вей!» [2]. Женщины в этом магазинчике смотрели на дорогую одежду миссис Марч с буквально ощутимым желанием. Больше в «Блумингдейлс» она не возвращалась никогда.
Теперь, стоя в очереди в кондитерской, она посмотрела на перчатки, которые держала в руках, потом на свои ногти и огорчилась из-за того, что они такие сухие и потрескавшиеся. Она снова надела лайковые перчатки, потом подняла голову и обнаружила, что кто-то влез в очередь прямо перед ней. Она подумала, что женщина просто ошиблась, попыталась определить, не здоровается ли она с кем-то, уже стоящим в очереди, но нет, женщина молча стояла перед ней в очереди. Миссис Марч с беспокойством стала прикидывать, обратиться ли ей к женщине или нет. Влезать невежливо, если женщина на самом деле собиралась это сделать, но что, если она ошиблась? Поэтому миссис Марч ничего не сказала и вместо этого принялась жевать щеку изнутри (это была привычка, унаследованная от матери, от которой миссис Марч никак не могла отделаться) и жевала, пока женщина не расплатилась и не ушла и не подошла очередь миссис Марч.
Она улыбнулась стоявшей за прилавком Патриции – краснощекой женщине с большой копной волос, – которая заведовала кондитерской. Ей нравилась Патриция, ее она считала женщиной совершенно определенного типа – такими в романах бывают хозяйки гостиниц: полные, любящие крепкое словцо, но при этом добрые. Таких героинь можно встретить в романах у Диккенса – защищающих ораву бедных сирот.
– А, вот и самая элегантная женщина в зале! – воскликнула Патриция, когда миссис Марч оказалась напротив нее. Миссис Марч широко улыбнулась и повернулась, чтобы посмотреть, слышал ли кто-нибудь еще эти слова. – Как обычно, дорогая?
– Да, черный оливковый хлеб и… ну да, – кивнула она. – На этот раз я хочу еще взять две коробки пирожных макаронс. Большие.
Патриция начала суетиться за прилавком, собирая заказ, и перекинула пышные локоны с одного плеча на другое. Миссис Марч достала из кармана кошелек, все еще мечтательно улыбаясь после комплимента Патриции, и стала поглаживать кончиками пальцев небольшие бугорки на его поверхности, обтянутой страусиной кожей.
– Я сейчас читаю книгу вашего мужа, – сообщила Патриция, временно скрывшись из виду, потому что согнулась за прилавком. – Я купила ее два дня назад и уже почти закончила. Не оторваться! Великолепная книга! На самом деле великолепная.
Миссис Марч придвинулась поближе, прижалась к стеклянной витрине, где были выставлены разные маффины и чизкейки, чтобы лучше слышать – в кондитерской стоял гул.
– О, – произнесла она, потому что не была готова к этому разговору. – Очень рада это слышать. Я уверена, Джорджу будет приятно это узнать.
– Я только вчера вечером говорила сестре, что знакома с женой писателя. Как она, должно быть, гордится.
– О да, конечно, хотя он до этого написал уже много книг…
– Но ведь он впервые написал свою героиню с вас?
Миссис Марч, которая все еще теребила в руках кошелек, внезапно замерла на месте. Ее охватило оцепенение. Лицо застыло, а внутри нее, как ей показалось, все, наоборот, превратилось в жидкость, и она испугалась, что из нее сейчас вытекут внутренности. Патриция ничего этого не заметила, поставила заказ на прилавок и пробила чек.
– Я… – выдавила из себя миссис Марч, ощущая боль в груди, словно там образовалась рана. – Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду… главную героиню, – улыбнулась Патриция.
Миссис Марч моргнула, и у нее отвисла челюсть. Она была не в состоянии ответить, мысли будто прилипли к черепу, несмотря на то, что она тянула их, словно они завязли в смоле.