По вечерам мы давали частные уроки. Я помогала студентам с алгеброй и вычислениями различной сложности; Трэвис обучал всему остальному, но большую часть наших счетов мы оплачивали из денег, которые он зарабатывал за написание рефератов. Незаконная и рискованная работа оплачивалась лучше, да и от старых привычек тяжело отказаться.
Трэвис сделал три быстрых шага в квартиру, а потом остановился. Шаркающий шум заставил уголки моего рта дернутся вверх. Первый снег в этом году, выпавший сантиметров на пять, растаял, превратившись в грязную слякоть на земле, а Трэвис знал, что сегодня утром я убирала, чтобы не заниматься этим после занятий. Он вытер свои ботинки.
— Детка! Ты дома?
— Я дома! — пропела я, стирая палочкой излишек туши с ресниц.
Он постучал в дверь ванной.
— Не входи!
Он застонал.
— Я не видел тебя весь день!
— Ты видел меня три часа назад.
После небольшой паузы, Трэвис постучал в дверь пальцем.
— Я так понимаю, ты готовишь подарок. Полагаю, для меня?
— Нет, для Тотошки.
— Это не хорошо!
Я засмеялась.
— Да, Трэв, это для тебя.
— У меня тоже для тебя кое-что есть, так что поспеши вытащить свою задницу.
— Совершенство требует времени.
— Если бы ты видела себя утром, то понимала бы, что это не так.
Пятнадцать минут спустя я надела через голову красное платье в стиле бэби долл, которое позаимствовала у Америки, а затем пошла в гостиную к Трэвису. Он смотрел телевизор, в одной руке держа пульт, а в другой — бутылку пива. Мой внешний вид не мог состязаться с тем фактом, что он надел галстук. Это было так официально: теперь я повидала все.
Трэвис увидел меня краем глаза и повернулся.
— Сногсшибательно! Я счастливчик, настоящий счастливчик, — сказал он, шагая ко мне и обнимая. Его губы слегка прижались к моим, а затем прошлись по щеке и ниже, по моей шее, до ключицы.
— Ты надел галстук, — тихо сказала я.
Он отстранился и посмотрел вниз.
— Я выгляжу, как идиот?
— Нет. Ты выглядишь… Ох, я предлагаю остаться дома.
Он улыбнулся и гордо поправил галстук.
— Хорошо выглядит, да? — он взял меня за руку. — Звучит чертовски потрясающе, но у нас бронь. Идем.
Он за руку вывел меня из дома, остановившись у двери, чтобы помочь мне с пальто. В феврале было особенно отвратительно: если не было дождя или гололеда, то обязательно шел снег по колено. Трэвис помог мне спуститься по лестнице, следя, чтобы я не подскользнулась на своих шпильках, но, когда мы дошли до тротуара, он поднял меня на руки.
Я схватилась пальцами за его шею, уткнувшись носом прямо под мочку его уха. Он так потрясающе пах. Чем больше я думала об этом, тем больше мне хотелось остаться дома.
Уже через полчаса мы сидели в баре местного итальянского ресторана «Rizoli». Мне пришло в голову, что Трэвис привел меня в ресторан, конкурирующий с рестораном родителей Паркера, но я решила не упоминать об этом. Место было переполнено, но нам повезло найти два свободных места в баре, пока мы ждали свободный столик.
Я отпила из соломинки, и заметила, как нахмурился Трэвис.
— Что не так?
— Я хотел, чтобы сегодняшний вечер был особенным. А с этим рестораном я, так сказать, пролетел.
— Пролетел? Это один из моих любимых ресторанов.
— Да, но это все еще… как-то по-обычному. Я хотел, чтобы наш первый день святого Валентина был, не знаю, особенным, понимаешь? А ты посмотри на всех этих людей: они делают то же самое, что и мы.
— Все не так уж плохо.
Какая-то девушка, перекрикивая десятки разговоров, закричала на всю комнату.
— Мэддокс?
— Давай, — сказал Трэвис, слезая с барного стула. Он протянул мне руку. — Пошли.
— Да ладно тебе, — сказала я, указывая на девушку, — она просто назвала нашу фамилию.
Трэвис улыбнулся, демонстрируя свои ямочки.
— Давай же, Гулька.
Больше ничего не говоря, я встала и взяла его за руку, выходя за ним к машине. Он остановился только для того, чтобы купить еду в окошке для обслуживания машин, а затем двинулся дальше. Проезжая поворот за поворотом, Трэвис направлялся в сторону института.
— Ты же не везешь меня на вечеринку Сиг Тау, правда?
Лицо Трэвиса скривилось в отвращении.