Я за нее не взяла бы света белого, не то что чудного какого-то письма.
А всё и жаль, что нет у меня того письма.
Глава одиннадцатая
Чтение мыслей
В том письме мистера Шекспира полно было важной, непонятной болтовни про то, что нам кое-что надо отпраздновать, кроме его тридцатого деньрожденья.
И то сказать — чума утихла.
И я уже прослышала, что скоро снова откроются театры.
(Мне Томас Грин доложил. Рыжий Томас Грин, родня моему мужу, тогда судейский в «Среднем темпле»[39], потом секретарь управы у нас в Стратфорде, теперь уж на покое.)
Еще мистер Шекспир упомянул в письме, что мистер Бербедж ему велел сочинить несколько пьес, уже от себя.
Комедий, он написал.
Однако мистер Шекспир не помянул ни словом, какое жалованье ему положат за эти комедии, истории, трагедии, и выдан ли задаток.
Да пусть бы и выпросил он у мистера Бербеджа задаток, все ж едва ль такой, чтобы сорить деньгами и справлять себе костюм, в каком теперь он щеголял.
Не говоря уже про этот итальянской моды плащ на моих плечах, нарядный, теплый.
Вдобавок наряд ну вовсе и не в духе был мистера Шекспира.
В жизни я не видела, чтоб мой супруг расхаживал таким франтом.
Я держала его под ручку, щупала ткань камзола и дивилась, откуда он взял такой.
Из каких таких, скажите мне, доходов мой безработный муж разрядился в пух и прах?
Мистер Шекспир всегда угадывал прекрасно, о чем я думаю.
Просто уму непостижимо.
У меня аж мурашки, бывало, по спине бегут.
Раз, помню, раздумалась я об одной песне, и вдруг он ее завел.
Сперва решила, что про себя мурлыкала, пальцами мотив выстукивала, а он услышал да и подхватил.
Да нет, говорит, ничего он не слыхал.
Просто — знал и знал, что я держу эту мелодию в уме, и вся недолга.
В другой раз я овец считала, чтобы уснуть, а он мне вдруг: «Пятьдесят пять!»
Как, прости Господи, он догадался, что я овец считаю и, главное, до пятьдесят пятой именно до ярочки дошла, уж этого я не могу вам объяснить.
Натурального объяснения здесь даже быть не может.
Прямо хоть вообрази, будто белая тонкая косточка у меня во лбу прозрачной стала.
Ну вот, а в тот день, в день, про который мой рассказ, мы вышли из-под тени какой-то церкви со шпилем, папистской с виду, пошли своей дорогой, вышли на форменную свалку мусора под названьем (помню) Грейшез-стрит[40], и тут мой супруг вдруг глянул на меня и говорит:
— Этот плащ. Мне подарили этот плащ. Я его не покупал.
Я решила пропустить это чтение в мыслях мимо ушей.
И так печально слишком, чего уж рассусоливать.
Как-никак лишний раз подтвердилось, что мистер Шекспир порою знал, о чем я думаю, а я-то никогда понятия не имела о том, что творится в его немыслимой башке.
Тоска такая, что не сказать словами.
Ну, а насчет плаща, который ему подарили: известно, мне стало любопытно, кто подарил. Но не с руки мне было выдавать мистеру Шекспиру свой интерес.
А потому:
— Понятно, — я только и сказала.
Мистер Шекспир улыбнулся.
— Едва ль тебе понятно, — говорит. — Позволь, я тебе объясню. Насчет сравненья с летним днем. Я пошутил.
— О, тогда тем более спасибочки. Премного вас благодарим.
— Нет, нет, — сказал мистер Шекспир. — Ты не сердись. Я над самим собой шутил. Поверь. «Могу ль тебя сравнить я с летним днем»… Я сам себя цитировал. Кое-что из написанного. Сонет. Вдруг всплыла в памяти первая строка, когда мы стояли с тобой на Лондонском мосту. Я написал этот сонет, кой-кого сравнивая с летним днем. И лицо, которому я посвятил сонет, мне подарило этот плащ.
Новая новость. Секунды две я над нею думала.
И плащ этот уже не радовал.
Так и тянуло его скинуть — да лучше я иззябну.
Про свои чувства, ясное дело, я ему ни слова.
Сказала только:
— Очень хороший должен быть сонет.
— Почему? — мистер Шекспир удивился.
— Уж очень плащ хороший.
Мой муж пожал плечами.
— Сонет как сонет, пожалуй, что и недурной, — говорит. — Случалось мне писать и лучше.
Глава двенадцатая
Вспышки
Я поглядела на павлинье перо, которое качалось на шляпе у мистера Шекспира.
— И весь гардероб у тебя от сонетов? — спрашиваю его самым милым голосом.
Мистер Шекспир вспыхнул.
Вся кровь ему кинулась в голову, стал красный, как рак.
Мой супруг и всегда легко краснел.
39
«Средний темпл» — один из четырех «Судебных иннов», то есть корпораций юристов, существующих с XIV века.