Варите (если заяц старый) два часа, а то и дольше.
Пролейте кровь вашего зайца сквозь волосяное сито, потом немножечко воды добавьте, всыпьте горстку тонкой овсяной муки и слейте все в сотейник.
Помешивайте в одну сторону, покуда не закипит.
Следите, чтоб не свернулось.
Выньте кости.
Растолките в сите овощи.
Добавьте кровь, она тем временем уже у вас вскипела.
Нарежьте мясо меленькими кусочками (чуть побольше ногтя) и положите в котелок к тому, что там уже лежит.
Все вместе варите, хорошенько помешивая, с полчаса (на полчаса подольше, если заяц у вас старый).
Приправьте змеиным корнем.
Поперчите и посолите по своему вкусу.
И можно ложечку медку добавить, если вы похожи на моего покойного мистера Шекспира.
Читатель, мне приятно думать, что ты отвлекся ненадолго от моей истории и приготовил себе заячьего супчику.
Этот супчик подкрепит тебя, а это тебе сейчас не помешает.
Да, трудненько тебе пришлось бы без моего заячьего супчика, Читатель, если ты решился войти в эту дверь за мной и мистером Шекспиром.
Вот бы меня-то кто угостил мисочкой горяченького заячьего супа перед тем, как я пошла навстречу моей погибели!
Часть третья
Глава первая
Трубчатка
Жилье моего супруга было прямо над торговцем живой рыбой, на углу Турнегейн-лейн.
Кругом понасорено, рыбьи головы, рыбьи хвосты, и кадки стоят, с живыми угрями.
Внутри как будто бы и прилично, только вонь от скумбрии.
Сама-то я рыбу люблю.
И камбалу и хека уважаю.
Сельдь вареная — это же пальчики оближешь.
А форель — ее поджарить хорошенько в сухарях, так лучше и не надо угощенья.
Я даже и морского угря люблю, и краба, и миногу, если в овсяной муке ее потушишь.
Из всех рыб одну трубчатку я не перевариваю.
Сама-то я ее люблю, да желудок мой не терпит.
Глава вторая
Повязка на глаза
На пороге черного хода этого своего жилья на Турнегейн-лейн мистер Шекспир остановился и меня поцеловал.
Это он в первый раз за день меня поцеловал, прежде только в щечку чмокнул, когда ямщицкая коляска остановилась в Лондоне.
Поцелуй был мягкий, мокрый.
Селедкой отдавал.
Не мастер он был лобызаний, Вильям Шекспир.
Верно я говорю?
А то.
Уж мне ль не знать.
Мой супруг раздул ноздри, и он меня поцеловал.
А потом стал выматывать шелковый шарф из рукава своего шикарного камзола.
— Ты чего это затеял? — я спросила у мистера Шекспира.
— Повязку на глаза, — он сказал, — я хочу, чтоб ты ее надела. Я-то знаю, что там наверху, а ты не знаешь. И я хочу усугубить сюрприз.
— Может, просто я глаза закрою? — говорю.
— Нет, это будет уж не то, — ответил мне мистер Шекспир.
— Ну почему? — говорю. — Я ж без обмана. Честное слово, не открою глаз, не гляну, пока ты не велишь.
Мой супруг вздохнул и покачал своей большущей головой.
— Знаешь небось, что я сюрпризы ненавижу, — я ему напомнила.
— Ну, этот-то тебе понравится, — пообещал мистер Шекспир.
А я и вправду терпеть не могу сюрпризы, приятные ли, печальные ли.
На деньрожденье, на Рождестве, всегда я — это ужас прямо — все свертки перещупаю.
Хочу дознаться, что там, под оберткой.
Чтобы заранее знать, какое выражение мне сделать на лице, когда подарок развернут.
Я прямо ненавижу, если кто-то вдруг, сюрприза ради, ко мне подкрадется.
Если кто, без слова, без упрежденья, вдруг к тебе притрагивается — от такого я аж взвиваюсь вся.
И если я, к примеру, над мойкой отскребаю котелок, а сзади кто-то подкрадется, пощекотит меня или под ребра ткнет, я прямо дергаюсь, от вас не скрою, и мне такое, прямо вам скажу, нисколько не приятно.
Мистер Шекспир выпростал и держал наготове свой шарф.
— Глаза мне, стало быть, завяжешь? — спрашиваю.
А он стоит, такой хитрый, нежный и такой довольный, как мышь в сыру.
— Да, душа моя! Да, непременно!
Мой супруг никогда не был, что называется, красавец, но тут лицо у него сделалось милое, веселое, как у мальчишки.
И хоть и понимала я, что чепуха все это, меня разобрало любопытство.
Что греха таить:
У меня даже мурашки побежали по хребту.
С повязкой это он хорошо придумал.