Вот бы он подивился, узнавши, на что они сгодились его жене!
У меня и песочница отличная имеется, бумагу посыпать, в виде королевы из шахмат.
Глава двенадцатая
Доктор Джон Холл
Джон Холл, мой зять, он медицинский доктор.
Прекрасный лекарь, доктор Холл, и в вере тверд, не путаник.
Больные у него на шестьдесят миль по всей округе.
На ослике он ездит.
Графу Нортгемтону он облегчил плеврит, а графиню его водяночную, ту окончательно вылечил.
Но видно, к Джону моему прекрасному и к его врачбе мне лучше в другой раз возвратиться.
Нынче мое перо не в силах описать все его совершенства.
Нынче под моим пером выйдут и лебеди, как гуси…
Но вот что они делают, писатели, когда чересчур поздно что припомнят?
Я так думаю, возвернутся назад, да и перепашут то, что настрочили.
Уж они прибавят, уж они вычтут.
Одним словом, перелопатят то, что сами же и рассказали.
Едва ли я здесь позволю себе подобное.
Во-первых, у меня такие гладкие, такие палевые страницы.
Что ж кляксы-то на них сажать, вымарывать, между строк словечки втискивать, потом не разберешь.
А во-вторых, нечестность, если рассудить, она себе дороже (хоть и не больно честная та женщина, которая только из-за такого рассуждения честна), и, по-моему, куда честней мои мысли вам сообщать тогда же, когда они ко мне придут.
Стану вымарывать да подправлять, вы небось подумаете, будто я свои суждения переменила.
А я в сужденьях постоянна.
Сплеча не рублю, спрохвала не крою да не перекраиваю.
Первые слова — самые лучшие слова.
И, стало быть, как вспомню — упустила что-то, надо бы вставить, тут же и вставлю в том самом месте, тогда же, когда на ум пришло.
Ну, а нескладно выйдет — прощенья просим.
Вы уж простите меня, будьте так любезны. А не простите, и поделом мне, и на том спасибо.
Вот как оно будет в моей книге.
Зато вы будете покойны, что я вам правду говорю, что рассказываю, как все со мною было.
А к чему я вам это говорю, к чему своими рассуждениями вас потчую, своими правилами — так-сяк, мол, следует писать, — да все к тому, что утром нынче кое-что еще я вспомнила про чаек, в тот понедельник, в Лондоне, в апреле, перед тридцатым деньрожденьем мистера Шекспира.
Ну, а теперь — можно я добавлю, что эти чайки, мое зрелое размышление такое, орали что-то, как будто слово, покуда одна не сообразила облегчиться своей белой дрянью на голову мистера Шекспира?
«Шекспир! — визжали те чайки на лету. — Шекспир! Вильям Шекспир!»
Вот только что смотрела, как два мужика в конюшне навоз кидали.
Пар шел от навоза, который был с соломой вперемешку навален промеж стойл, на каменном полу.
И от самих от мужиков шел пар.
Вилами они работали.
Полные вилы наберут и валят в тачку.
Который помоложе, он через плечо навоз кидал. Беспечный такой, уверенный. Только запястком шелохнет, и всё.
А на запястке золотые волоски.
С виду мокрые и темные, и кучерявились те золотые волоски.
Ресницы от пыли крапчатые, светло-золотые.
Навоз тоже золотом блестел, когда его он ворошил.
Старший, тот был старательней и больше наработал.
Ну да, ясное дело, а сейчас только и стукнуло: тот день необычайный — был понедельник.
Глава тринадцатая
Юдифь
Если Сусанна моя лебедушка, то Юдифь у меня гусыня.
Юдифь — моя меньшая.
В 1585 году она родилась, так что теперь ей тридцать восемь, на два годочка младше своей сестры, хотя с виду даже и постарше.
Юдифь, конечно, тоже имя из другой книги апокрифов. Героиня, своею жизнью рисковала в шатре у Олоферна, это был генерал Навуходоносора, — чтоб земляков своих спасти. И Юдифь отрезала этому ассирийцу голову, и тогда земляки кинулись на захватчиков и разгромили их в великой битве[11].
Господь муж брани (Исход, 15, 3).
Моей Юдифи, ей пальца в рот не клади, по совести сказать.
А какой еще ей быть, за этим Куини замужем. И кому он нужен, одно недоразумение. Двоих людей я не терплю, и Куини — он за обоих.
Жизнь не легко дается моей гусыне Юдифи.
Не очень она у меня ловкая да сообразительная.
Никогда не была таким смышленым ребенком, как моя Сусанна.
Юдифь, она тугодумная, стеснительная, неотесанная с малолетства.
Отказалась учить буквы, ни читать, ни писать. Зачем мне нужно, говорит, читать и писать.
— Да почему же так? — я ее спрашиваю.
11
Своеобразно, но в целом верно передана суть событий, описанных в Книге Иудифи, 2–13. В русской Библии эта книга неканоническая, в английскую Библию не включена, и миссис Шекспир права, называя ее апокрифом.