Гюнес налил ей еще порцию бурбона и поставил бутылку на стойку.
— Кстати, раз вы здесь, Герман, можете взять это с собой. Я хотел отдать это Джиму Пурвису, но в этот момент здесь была банда шалопаев и две девицы, которые начали вырывать друг у друга волосы. Так что я позабыл об этом.
— Что такое?
Гюнес открыл ящик и вытащил оттуда белую кожаную сумочку, вид которой был мне очень знаком.
— Вот. — Он положил ее на прилавок рядом с бутылкой рома.
— Ваша жена забыла ее тут во вторник вечером. Я полагаю, из-за неприятной сцены с Кери. — Он нагнулся и прошептал: — Вы знаете, почему женщины так к нему липнут и что об этом говорят? Вы знаете, что они рассказывают об его манере делать это?
— Нет, — сухо проронил я, — и не хочу знать.
У меня сложилось впечатление, что я плаваю в грязи. Ром неприятно переливался в желудке, а блондинка настойчиво терлась о некоторые части моего тела.
— Ну, вы отлично понимаете, что я хочу сказать, — промолвил Гюнес.
Я открыл сумочку из белой кожи. Это был мой подарок ей ко дню рождения. В ней лежала расческа, в которой еще осталось несколько рыжих волосков, пудреница, пять бумажек по пять долларов, шесть по одному и мелочь. Там были также счета за свет и газ, адресованные Герману Стену. И другие счета…
Я сложил все обратно в сумочку и вновь наполнил стакан. Быть иногда слепым — это отлично. Но все коты шипят и выгибают спину, когда их ласкают не так, как им нравится, и существуют штуки, которые трудно проглотить.
Малышка продолжала виснуть на мне.
— А почему бы и нет?
Я резко повернулся и вновь наполнил стакан. Все три подбородка Гюнеса задрожали, когда он с живостью воскликнул:
— Тогда идите, Герман, и запачкайтесь тоже! Я понимаю, каково вам это слышать. И так как я должен был бы тогда как-то вам помочь, то все это за мой счет. — Он бросил взгляд на пьяную девчонку. — И если хотите знать, я нарочно держал наготове эту кошечку.
— Это он обо мне говорит, — улыбнулась блондиночка.
— Я хочу спросить вас об одной вещи, — обратился я к Гюнесу.
Я поднес стакан к губам и затем так резко поставил его на стол, что дно отлетело и ром разлился. Одним махом руки я столкнул осколки и схватил Гюнеса за ворот рубашки.
— Минутку. Сколько, вы сказали, выпила Пат во вторник вечером?
Он с удивлением взглянул на меня.
— Восемь, девять порций, а может и больше. Почему вы это спрашиваете?
— А что она пила?
— Ром, сухой ром.
Я хохотал, не в силах остановиться. Хохотал во все горло. Я выпустил рубашку Гюнеса и закрыл бутылку рома пробкой.
— Ну и что? — изумился он. — Что тут странного?
— Ничего. Все отлично сходится.
Я слегка шлепнул блондинку по аппетитной попке и направился к выходу. Один… В первый раз за многие часы я опять стал Германом Стеном, мужем Патриции Стен. Теперь у меня была не только вера, чтобы поддержать меня в минуту слабости. У меня было кое-что и другое. У меня также имелись серьезные доказательства. Инспектор Греди и Майерс видели молодую рыжую женщину вместе с Кери. Гюнес слышал, как рыдающая женщина угрожала Кери. Мистер Свенсон видел поднимающуюся по лестнице к Лилу Кери рыжую женщину. Ее сходство с Пат было действительно удивительным. Но это могла быть какая угодно женщина, только не Пат. Это не могла быть она.
Я остановился на тротуаре возле клуба и наблюдал, как заря освещает все вокруг. Я должен был понять это даже по анализу крови. Гюнес сказал, что Пат была совершенно пьяна. Еще бы — кто угодно потеряет сознание с 0,17 миллиграммами алкоголя в крови. Но к Пат это не относится, потому что она совершенно не переносит алкоголя — ей достаточно одного стакана, чтобы сразу потерять сознание.
Этому может быть лишь одно объяснение. Где-то в Нью-Йорке существует рыжая девица, чувствующая себя в постели Кери, как у себя дома. Девушка высокая и красивая. Девушка с рыжими волосами, похожая на Пат. Девушка, у которой походка, голос, даже жесты настолько похожи, что она может сойти за Пат.
И по неизвестной для меня причине она к этому стремится.
Глава 5
Двухэтажный фасад из серого камня выглядел совсем не зловеще. Когда-то тут были деревья и газон, но со временем все исчезло. Теперь дом возвышается в самом центре прогресса. Доходные меблированные комнаты выходят на три стороны. Окна последнего этажа смотрят на сооружение для кондиционирования воздуха клуба «флибустьеров».
Я стоял и при свете восходящего солнца смотрел на дом. В окнах нижнего и первого этажей было темно, но в окнах Свенсонов горел свет.