— Значит, стараешься её во что бы то ни стало утопить?
Джим остался совершенно невозмутимым.
— Ты прекрасно знаешь, что это не так, Герман, — сказал он и, повернувшись к Харперу, спросил: — Когда я смогу увидеть эту Миру Велл?
— Да хоть сейчас, — ответил управляющий. — У нее комната на верхнем этаже.
Посмотрев на мое лицо, он спросил:
— Могу я попросить ее спуститься в квартиру мистера Стона?
— Да, так будет лучше, — ответил Джим.
— Кто такая Мира Велл? — поинтересовался я.
— Привратница, мистер Стон, — ответил Харпер. — Обычно она дежурит с восьми часов утра, но сегодня почувствовала недомогание и попросила одну из подруг ее подменить.
Я направился к своей квартире, спросив Джима:
— Так о чем ты хотел со мной поговорить?
— О тебе самом. Поскольку ты меня очень беспокоишь. Я понимаю, какое впечатление должно произвести то, что случилось с Пат, но боюсь, как бы ты не наделал глупостей.
— К глупостям ты причисляешь то, что я могу поверить в ее невиновность?
— Нет, — мрачно сказал он. — Если можешь, продолжай ей верить. Ты же знаешь, что я вас обоих люблю и дорого бы дал за то, чтобы ошибаться. Однако я работаю с тобой восемь лет и прекрасно знаю, что, попытавшись сунуть нос в дело Пат, ты можешь наделать столько глупостей и влипнуть в такие неприятности, из которых мы тебя вытащить уже не сможем.
— Давай, о себе я буду заботиться сам, — предложил я.
Наша квартира на третьем этаже. С ее широкого балкона виден Гудзон. Чтобы попасть в большую гостиную, надо спуститься на две ступеньки, а чтобы попасть в спальню, — подняться на две.
За мебель я выплачивал кредит два года, но она такая же красивая, как в кинофильмах. Честно сказать, это было то, о чем мы мечтали. Так уж случилось, что до этого ни Пат, ни я не знали настоящего комфорта. Пат провела детство в Бруклине, в пансионе для сирот. И вот наконец мы почувствовали себя людьми. А теперь вся жизнь превратилась в горсточку пепла.
Да, Джим действительно мой друг, и я хорошо знаю, почему он пришел.
— Прекрасно. Можете осмотреть все что угодно, и я не спрошу у вас ордер на обыск, — сказал я и, открыв бар, достал бутылку рома и стакан. — Нет, вам я, конечно, не предлагаю.
Поскольку вы на работе и, кроме того, стараетесь во что бы то ни стало посадить Пат на электрический стул.
Похоже, Монте мои слова огорчили.
— Да ладно, — сказал он. — Неужели ты на самом деле о нас так думаешь?
Сделав вид, что не слышал его слов, я вошел в спальню, нашел несессер и стал укладывать в него необходимые Пат вещи.
Джим последовал за мной и небрежно осмотрел ящики шкафов.
Интересно, для чего он это делал? Ведь доказательств у них больше чем достаточно.
— Будь я на твоем месте, — посоветовал он, — я бы влез в ванну, хорошенько вымылся, а потом поспал. Пат этот несессер раньше вечера не понадобится.
Я поинтересовался, откуда он это знает.
— Она попросту спит. Как только я устроил ее в камеру, она заснула. Я приказал, чтобы ее не беспокоили, по крайней мере, в течение двадцати четырех часов.
Да, он делает свою работу. Он старается быть беспристрастным. Наверное, я должен был преисполниться благодарности.
— Кстати, — продолжал Джим, — скажи-ка мне, что это за драка, в которую ты ввязался в клубе в Гринвич-Виллидж? Это там тебя так изукрасили?
— Нет. В другом месте. На меня неожиданно напали около дома Кери.
— Тебя ограбили?
— Нет, всего лишь забрали немного денег, — сказал я.
— Ну-ну, будь поосторожнее. А что ты хотел узнать в Гринвич-Виллидж?
— Мне нужно было поговорить с Эдди Гинесом.
— И что он тебе рассказал?
— Он вернул мне сумочку Пат. Сказал, что она забыла ее во вторник вечером, после бурной ссоры с Кери.
Кроме того, он рассказал мне, что перед ссорой она выпила порций восемь рома. Это очень странно, поскольку Пат может опьянеть даже от стакана пива. — Я схватил его за руку; — Послушай, Джим, ты сам видел Пат с Кери?
— Да нет, — ответил он.
И тут я спросил его;
— Скажи, а ты можешь допустить, что в Нью-Йорке существует еще одна рыжая женщина, чертовски похожая на Пат, да так, что их могут перепутать?
Джим задумался:
— Почему бы и нет? Вот только зачем кому-то это нужно?
— Не знаю, — неохотно признался я.
— У твоей жены есть большие деньги?
— Нет, у нее может быть только то, что я даю.
— А может, она знает что-то, что ей знать не положено?
— Сомневаюсь, — ответил я. — Мы поженились, когда ей было восемнадцать. То, что она рассказывала в комиссариате, — сущая правда. Я был ее первым мужчиной и до вчерашнего вечера был уверен, что единственным.