Они обменивались открытками на Рождество.
Я обнаружил, что вспотел, и вытер лицо полотенцем.
Получается, что я знал о прошлом Пат не так уж мало.
Пат часто говорила, что очень похожа на мать, за исключением цвета волос, который унаследовала от отца. Мать ее была блондинкой.
Кузина, теперь я вспомнил, что ее звали Ирис, была примерно одного возраста с Пат. А Гордоно, где она проживала, не так уж далеко от Денвера.
Я хлебнул еще бурбона.
Отец Пат обанкротился во время великой депрессии, в двадцать девятом. Тогда ей было всего четыре года. В этом же году ее отец и мать погибли в авиационной катастрофе, а ее поместили в пансион для сирот.
Пансион содержался на пожертвования, но его директор, скотина по кличке Плешивый Парк — так его прозвали воспитанники, — заставлял своих подопечных работать не меньше негров на плантациях. Когда Пат исполнилось шестнадцать лет, этот старый козел начал делать ей намеки определенного характера. Тогда она убежала.
Одна из бывших подруг по пансиону приютила ее на время и помогла устроиться на работу. Именно в этот момент на сцене появился я, собственной персоной. Я встал и оделся.
Нет, проводить здесь всю оставшуюся жизнь я не собирался. Меня искала целая куча очень умных полицейских. Они сейчас стучат во множество дверей, нажимают кнопки звонков и опрашивают всех, кто меня хоть немного знает. Через некоторое время они обязательно появятся у Хаима.
Пока меня не поймали, надо во что бы то ни стало повидать Плешивого Парка и просмотреть все сохранившиеся у него документы о Пат и ее родственниках.
Я сунул револьвер в кобуру, раздвинул зеленые занавески и сразу же увидел спешащего к моей кабинке Хаима. Бросив взгляд на его лицо, я все понял. Те, кто за мной гнался, похоже, были близки.
Испуганно оглядываясь, Хаим прошептал:
— Уходите через черный ход. Быстрее. Двое уже вошли в заведение, и мне кажется, они здесь не для того, чтобы помыться.
XV
Пансион для сирот помещался в большом кирпичном доме. Пат показывала его, когда мы проезжали мимо на машине.
— Только взгляну на него, и у меня по коже пробегают мурашки, — однажды сказала она мне. — А что касается Плешивого… о нем лучше не говорить. Честно сказать, мне просто жутко повезло, что я вовремя удрала из этого пансиона.
В розовом свете зари он выглядел не так уж и неприятно.
Я стоял и смотрел на него, а потом послышался приглушенный звон будильника, и в одном из окон первого этажа загорелся свет. Я вышел из-за дерева, за которым прятался, и, миновав чахлый газон, пошел вокруг дома.
Дверь в котельную была закрыта, но окно оказалось не заперто. Проскользнув через него, я спрыгнул на цементный пол. Пахло здесь не очень хорошо, а пол был грязным.
Это был самый настоящий сиротский приют. Сиротам, как правило, суют что подешевле да похуже и не забывают предупредить, чтобы не смели жаловаться.
Пат рассказывала мне, как это делается. А также о том, что Плешивый Парк получал огромное удовольствие, подсматривая за старшими девочками, когда они мылись в бане.
Я нашел лестницу и стал подниматься.
Вот уже слышны детские голоса, только в них мало радости. Еще бы, если учесть, как им живется.
Вскоре я оказался в длинном, тускло освещенном коридоре. Закрывая дверь на лестницу, я увидел девочку лет пятнадцати. Она шла по коридору, заплетая косу. Возможно, это была еще одна Пат, мечтающая убежать. Я спросил у девочки, где можно видеть мистера Парка. В голосе ее совсем не чувствовалось детской непосредственности и живости.
— Не знаю, мистер. Возможно, старый козел уже в часовне, а может, еще спит.
Она пошла дальше по коридору, а я посмотрел ей вслед.
В этот момент послышался звон колокола, и детские голоса стихли.
Я понял, что чувствовала Пат. Мне даже стало несколько жутко. Господи, да быть в этом заведении все равно что отбывать заключение в тюрьме!
Они все делают по колоколу. Встают, едят, молятся — и так все дни напролет. Кроме того, если им уже достаточно лет и к тому же они хороши собой, нужно терпеть приставания плешивого старика.
Я пошел по коридору и вскоре увидел дверь с табличкой: «Мистер Ивар Парк, директор».
Я открыл дверь и неторопливо вошел.
В комнате стоял большой, покрытый зеленым сукном стол и с дюжину жестких кресел. В комнате никого не было, из нее вели две двери. Я открыл одну и обнаружил что-то вроде зала заседаний, посредине которого стоял длинный стол. Закрыв дверь, я посмотрел на стоявшие у стены полки с ящиками, помеченными буквами алфавита.