— Да нет, — ответил он.
И тут я спросил его;
— Скажи, а ты можешь допустить, что в Нью-Йорке существует еще одна рыжая женщина, чертовски похожая на Пат, да так, что их могут перепутать?
Джим задумался:
— Почему бы и нет? Вот только зачем кому-то это нужно?
— Не знаю, — неохотно признался я.
— У твоей жены есть большие деньги?
— Нет, у нее может быть только то, что я даю.
— А может, она знает что-то, что ей знать не положено?
— Сомневаюсь, — ответил я. — Мы поженились, когда ей было восемнадцать. То, что она рассказывала в комиссариате, — сущая правда. Я был ее первым мужчиной и до вчерашнего вечера был уверен, что единственным.
Усмехнувшись, Джим присел на край дивана:
— Дьявол, не знаю, что и думать.
Сняв пиджак и рубашку, я положил их на стул перед трюмо Пат. На нем стояла такая же фотография, как та, что обнаружили на квартире Кери. На ней было написано: «Моему любимому Герману, навсегда. Патриция».
Сняв брюки, я остался в трусах и ботинках.
— Я тебя понимаю, — пробормотал Джим. — Я бы тоже сто раз на твоем месте подумал, прежде чем поверить, будто она убийца. Вместе с тем вот уже пять или шесть месяцев разные люди сообщают мне, что видели ее в обществе Кери.
Я прошел в ванную и открыл воду. Вернувшись, я спросил:
— Почему же ты тогда мне ничего не сказал?
Джим пожал плечами:
— Ты ее муж. Это очень трудно — рассказывать мужу о шалостях его жены.
Похоже, они с Эдди Гинесом думали одинаково.
— В конце концов, Пат вполне взрослая.
Я снял ботинки.
— Лучше бы ты в это дело все же вмешался. Понимаешь, когда-то я решил верить Пат до тех пор…
В дверь позвонили.
— До каких пор, Герман?
Прежде чем я успел ответить, Монте крикнул из гостиной:
— Эй, тут пришла привратница, которая дежурит днем!
Джим сейчас же вышел в гостиную.
Я принял душ, сначала теплый, а потом как можно холоднее. После этого я почувствовал себя несколько лучше. Вот только голова побаливала, да во рту по-прежнему ощущался привкус крови.
Я начал одеваться, уже надел брюки и тут вспомнил, что смогу поговорить с Пат не раньше вечера. Может быть, к тому времени мне удастся найти официанта Майерса. Поэтому, надев тапочки и чувствуя, что ноги у меня слегка заплетаются, потопал в гостиную. Там Джим и Монте допрашивали привратницу. Это была высокая блондинка лет двадцати пяти. Кстати, на больную она вовсе не походила. На ногах у нее были бледно-голубые босоножки. Внимательно на нее посмотрев, я почему-то подумал, что платье она накинула прямо на голое тело. Глаза у нее были синие, а возле носа виднелись веснушки.
Джим нас познакомил:
— Мистер Стон — мисс Велл.
— Очень приятно, — любезно сказал я. — Мне кажется, я вас уже где-то видел.
Она засмеялась, и смех ее почему-то показался мне чертовски похожим на смех Пат.
— Безусловно. Ведь я работаю на этом месте уже год. Все это время вы проходите мимо и даже иногда здороваетесь.
Я налил себе рома.
Почему, черт возьми, я должен обращать внимание на каждую привратницу?
Джим продолжил допрос:
— Итак, вы работаете с восьми часов утра до четырех часов дня, мисс Велл?
— Совершенно верно, — ответила блондинка. — Правда, иногда, когда кто-то из моих сменщиков болен или ему очень нужно отпроситься именно на это время, мы друг друга заменяем.
Присев на диван рядом с мисс Велл, я вдруг совершенно неожиданно для себя обнаружил причину ее болезни. От нее довольно сильно пахло ромом. Этот запах не могли заглушить даже духи.
А Джим продолжал:
— Вы регистрируете телефонные звонки жильцов этого дома?
— Да, — подтвердила она.
— И вы ведете, так же как управляющий, телефонный счет каждого жильца?
— Да.
— И что же, миссис Стон часто звонила по номеру 17-36-46?
Мисс Велл провела рукой по своей туго обтянутой шелком высокой груди:
— Мне бы не хотелось об этом говорить.
— Вы знаете, что я детектив?
— Управляющий мне сказал.
— А он сказал вам, что я возглавляю уголовную бригаду Восточного Манхэттена?
Она бросила на меня взгляд и быстро провела языком по губам.
— Я понимаю.
— Прекрасно! Тогда ответьте на мой вопрос.
Она продолжала упорствовать:
— Я не хотела бы этого делать.
— Почему?
— Ну, скажем так, меня это не касается.