— Как зовут твоего друга?
— Дэви Ловенштейн. Я уже говорил.
— А играть где вы хотели?
— В «Кози-Аллеис»
— Это в городе?
— Да.
— Точный адрес?
— Черт возьми! Вы меня сбиваете.
-- Чем же твой друг отравился?
— Врача он вызывал?
— Так где он живет, значит?
— Кто поставил ему такой диагноз?
— Я же сказал: живет он на Баз-авеню, рядом с Седьмой улицей.
— Проверьте, это, Мейер,— попросил лейтенант Бирнс. Мейер тотчас же вышел.
— Врач его осматривал?
— Нет.
— Тогда почему ты. решил, что у него инфекционное заболевание кишечника?
— Он мне сам сообщил. У Дэви такое ощущение возникло.
— Сколько времени ты там провел?
— Пришел я около восьми. У . нас была договоренность: сперва я захожу за ним, а потом мы вместе отправляемся в кегельбан на Дивизион-авеню.
— И ты застал его в кровати?
— Да.
— А дверь кто открыл?
— Он.
— Из твоих слов я понял, что он лежал.
— Правильно, но ему пришлось подняться.
— Который был час?
— Восемь.
— Ты говорил, полдевятого.
— Нет, восемь. Я сказал, восемь.
— А потом?
— Он объяснил мне, что отравился и в кегельбан пойти не сможет.
— Дальше?
— Сказал, чтобы я двигал без него.
— Ты согласился?
— Нет, я остался с ним на всю ночь.
— Точнее?
— Ну... до следующего утра. Я же говорил. Всю ночь там просидел.
— До какого, часа?
— Господи, да всю ночь же.
— Конкретнее?
— До девяти утра. Перед этим мы еще глазунью жарили.
— А его отравление?
— Дэви чувствовал себя лучше.
— Он спал?
— Как это?
— Он спал в ту ночь?
— Нет.
— Чем же вы занимались?
— В шахматы играли.
— Кто?
— Дэви и я.
— В котором часу вы закончили игру?
— Около четырех утра.
— И он сразу заснул?
— Her.
— А что он дальше стал делать?
— Мы рассказывали друг другу разные истории. Я хотел отвлечь его от боли в животе.
— Таким образом, вы болтали до девяти утра?
— Нет, до восьми, потом мы сели завтракать.
— И что было на столе?
— Яичница.
— А куда вы собирались отправляться играть в кегли?
— В «Кози»...
— Где это.
— На Дивизион-авеню.
— Во сколько ты пришел к Дэви?
— В восемь.
— Почему ты убил Дженни Пег?
— Но я не убивал. Черт возьми, это газеты все на меня сваливают. А я вообще у моста Гамильтон отродясь не был.
— Ты хочешь сказать, в тот вечер?
— Ни в один из вечеров. Я даже не знаю, о какой это скале талдычит пресса. Я думал, что скалы на другой стороне реки.
— Какие скалы?
— Ну те, под которыми нашли труп...
— Чей труп?
— Дженни Пег.
— Значит, она кричала, и потому ты ее убил?
— Ничего и не кричала.
— Что же она делала?
— Да ни черта не делала. Откуда мне знать? Как вы можете спрашивать о таких вещах, если меня там и в помине не было!
— Но ты ведь бил. другие свои жертвы, правильно?
— Согласен. Против этого не возражаю.
— Проклятый подонок, у нас есть отпечаток пальца на темных очках, которые ты уронил. Он тебя все равно изобличит, так что лучше признайся добровольно.
— Не в чем мне признаваться. У меня болел товарищ. С Дженни Пег я знаком не был. Никакой скалы в глаза не видел. Вы можете посадить меня за ночные нападения, но я не убивал этой малышки!
— Тогда кто же ее убил?
— Мне вообще ничего не известно.
— Значит, это ты?
— Нет.
-— За что ты ее прикончил.
— Я никого не приканчивал.
Открылась дверь, и в комнату вошел Мейер.
— Я звонил Ловенштейну,— сказал он.
— Так?
— Все подтвердилось. Клиффорд действительно провел ту ночь у него.
Когда сравнили отпечаток пальца Клиффорда с тем, что был на темных очках,.отпало последнее сомнение. Они не совпадали. Какие бы проступки ни совершил Джек Клиффорд, но Дженни Пег он не убивал.
Глава 18
Теперь ему оставалось только позвонить Молли Белл.
Потом он сможет бросить дело Дженни Пег со спокойной совестью. Причиной такого решения послужило его посещение твердыни уголовной бригады, откуда он вполне мог выйти без значка и без формы.
Он собирался объяснить Молли, что действительно ничего не может сделать, извиниться и покончить с этой историей.
Не вставая с кресла, Клинг подвинул к себе телефон, вытащил из кармана бумажник и принялся перебирать хранящиеся там записки в поисках той, что недавно вручил ему Белл. Всю эту кучу он сдвинул на край стола. Боже мой, для чего ему столько хлама!