Таккер бросился на помощь и обрушил на меня свою дубинку. Пришлось заняться им. Я отделал его так основательно, что через минуту он уже валялся на полу с расквашенной физиономией. На него напала отчаянная рвота; и через несколько секунд, он испачкался с ног до головы, но больше я ничего не увидел. Ибо в следующее мгновение яркий свет вспыхнул у меня перед глазами, а голова, казалось, раскололась надвое. Теряя сознание, я подумал, что так, наверное, и выглядит смерть. В ушах моих пронзительно зазвенел отчаянный вопль Линдсея, и я погрузился в небытие.
Потом из глухой темноты и тишины выплыл звук чьего-то голоса:
— Вы с ума сошли, Линдсей, разве так можно?
Другой голос, дрожащий от бешенства, ответил:
— Мне следовало убить его. Клянусь богом, я хотел этого. Надеюсь, что негодяй подохнет.
— Ну, нет,— послышался третий голос.— Он должен выжить. И уж тогда я его отделаю хорошенько!
Я попытался подать голос, но увы. Голова разрывалась от боли, ноги словно стягивала тугая веревка. Собрав все свои силы, я приоткрыл глаза и увидел, что лежу на металлической койке в комнате, битком набитой народом. Все вокруг сверкало белизной, в воздухе стоял резкий больничный запах,
Тут был и Линдсей.с огромной шишкой на скуле, и Таккер, трудно узнаваемый под повязкой на голове, и двое незнакомых мужчин в темных костюмах. Присутствовала еще девица в белом халате, беседовавшая с двумя другими личностями в таком же одеянии, но со стетоскопами на шее. Эти двое рассматривали какие-то пленки, согласно кивая головами.
Очевидно, они пришли к некоему решению, ибо один из них громко произнес:
— Сотрясение мозга. Но вполне мог быть и перелом черепа. Удивительно, что он отделался только, трещинами.
— Как приятно,— сказал я, и все повернулись в мою сторону.
Линдсей подошел и присел на край кровати, словно старый друг. На его лице играла нехорошая улыбка.
— Слыхал про Диллйнгера, Джонни?—спросил он мягко.— Он тоже немало потрудился, чтобы избавиться от папиллярных линий. Но все равно это не помогло. Ты, правда, половчее Диллингера... или тебе повезло больше. Пока нам не удалось проявить твои отпечатки, но мы своего добьемся рано или поздно. В Вашингтоне делают подобные вещи, даже если на пальцах осталась хотя бы одна восьмая дюйма кожи. И тогда твоя песенка спета, будь уверен, малыш.
Таккер шумно засопел сквозь повязки.
— Эй, черт возьми, неужели ты собираешься отпустить его?
Линдсей невесело рассмеялся.
— Ему из города не выбраться. Ни в каком случае. Он покинет Линкасл только в дохлом виде. Так что шагай смелей, Джонни. Отправляйся повидать своих друзей. Можешь даже развлечься, правда, не -так много времени тебе осталось.
Таккер сделал движение, словно собирался наброситься на меня с кулаками. Собственно, он и набросился бы, не останови его Линдсей железной рукой.
— Успокойся, Таккер. Пока мы ничего не можем. Любой адвокат в пять минут добьется его освобождения.— Он повернулся ко мне.—Мотай отсюда. Но помни, что я постоянно буду висеть у тебя на хвосте.
Что ж, все было ясно, но я не мог отказать себе в небольшом удовольствии.
— Ты тоже кое о чем вспомни,— сказал я хрипло.— Каждый раз, замахиваясь на меня, ты будешь получать по уху, как это уже было. Тебе такое наверняка пойдет на пользу.
Раздался тихий смешок, потом сдавленное ругательство.
Доктор выпроводил всех из палаты, и сестра закрыла за ними дверь. Потом врач указал мне на шкаф.
— Если хотите, можете одеться и уйти, но я бы посоветовал пока остаться.. У вас нет никаких серьезных повреждений. Вам требуется только покой. Хотя, rib правде говоря, совершенно непонятно;- как вы сумели выкарабкаться.
— Я ухожу,— сказал я, ощупывая затылок.— А как насчет повязки?
— У вас четыре скобки в черепе. Через неделю вы должны вернуться: их нужно снять.
— Уж очень вы щедры, вряд ли я столько проживу.
Врач ухмыльнулся.
Одевшись, я спустился вниз, просунул в кассу двадцатку и получил пятерку сдачи. Ноги подгибались, голова отчаянно трещала, но свежий воздух немного меня взбодрил.
Я прошел по дорожке, свернул на тротуар и направился к -центру города.
Вдруг позади шмякнулась в траву сигарета, и за спиной послышались тяжелые шаги: вот и хвост у меня вырос.
Охота началась. Преследователь был верзилой одного калибра с Таккером, а сноровкой владел такой, что мне удалось избавиться от него только через два квартала.
Добравшись до центра и отыскав ближайшую аптеку, я проник в телефонную будку, связался с отелем и попросил Джека.
— Говорит Макбрайд. Вы знаете того парикмахера, который обслуживал меня сегодня?
— Конечно. Его зовут Лут. По прозвищу Лут Зубастый. А зачем он вам?
— Да так просто. Спасибо,
— Не за что. Между прочим, откуда вы говорите, мистер Макбрайд?
— Из телефонной будки.
— Да? — В голосе его звучало удивление.
— А в чем дело?
— Вы видели вчерашние газеты?
— Нет, черт возьми! Я только что вышел из больницы,
— Ну поглядите. Они того стоят.
Он тут же повесил трубку.
Я купил газету в киоске.
И сразу понял, что он имел в виду. Собственно, ничего, кроме крохотной заметки, втиснутой в номер, очевидно, в последнюю секунду, там не было.
«Полиция задержала некоего Макбрайда, обвиняемого в убийстве бывшего прокурора Роберта Минноу, происшедшем пять лет назад. В Макбрайде опознали человека, скрывшегося из города сразу после смерти Минроу, во время сенсационного расследования дела об игорных притонах. После допроса Макбрайд был освобожден. Капитан Линдсей отказался дать прессе какие-либо разъяснения».
Вот и все, дорогие мои. Никто ничего не знал. Я стал сенсацией, которой не. суждено было осуществиться... пока, во всяком случае. На меня напал такой смех, что я чуть не лопнул. Но вспомнив об одном срочном деле, развернулся, опять вошел в будку и стал листать телефонную книгу;
Лута Зубастого дома не оказалось. Кто-то порекомендовал мне наведаться в его любимый бар.
Когда я приехал по адресу, Лут как раз громогласно излагал жадно внимавшей аудитории завсегдатаев, как он собственноручно задержал Макбрайда.
И пока я не протолкался сквозь толпу, болтал он просто великолепно. Едва заметив меня, парикмахер на полуслове поперхнулся и побледнел. Прочитав в моем взгляде все, что я хотел ему сказать, он замертво свалился на пол.
Я заказал пиво и стал смотреть, как Лута выносят из бара. Все очень жалели, что он не закончил свою историю. Я решил завтра отправиться к нему бриться и попросить дорассказать его интереснейшее повествование мне персонально. Наверное, Лут станет единственным в мире парикмахером, который рта не раскроет в присутствии полицейских. Но сегодня вечером у меня были другие дела. Таксист, подбросивший меня к бару, все еще дремал в своей машине, и я велел ему двигать на вокзал. Дорога была неблизкой, ехали мы центральными улицами, и мне представилась возможность осмотреть город в часы наибольшего оживления деловой жизни. В общем, неплохой был городок. Может, вы даже слышали о нем или читали в газетах. Когда-то, много лет назад, здесь и впрямь жилось неплохо. Небольшой медеплавильный завод давал обитателям города возможность заработать на сносное существование. Простые, бесхитростные люди, все они занимались только собственными делами.