ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Бес по имени Сребреник и девушка по имени Лена
Женя дернулся и, вскочив, схватился обеими руками за уши, думая найти там компьютерные наушники. Но наушников не было. В кабинете Серафима Ивановича Сорокина вообще имелся минимум комплектующих к ПК. А голос продолжал:
«Вы должны сделать с этими письмами то, что не может никто из ныне живущих. Вообще, конечно, с этой точки зрения вам чрезвычайно не повезло, уважаемый. Да уж!.. Ох, не повезло! Ой, не повезло!.. Да если бы! Да кабы!.. Ы-ы-ых!!!»
В непонятном этом голоске, занесенном под черепную коробку Жени каким-то сумасшедшим сквозняком, послышались унылые нотки. Впрочем, голос тотчас же окреп и уже куда тверже вытянул:
«Конечно же, вы думаете, Евгений, что сошли с ума, так? Голоса в голове, разные белогорячечные симптомы… Так вот я вам скажу: нет! Ниоткуда вы не сходили! У меня, между прочим, есть возможность просвечивать вас насквозь, как рентгеновским лучом, так я вам скажу, что у вас мозги еще ой-ой-ой вполне! Хороший такой рельеф мозговых извилин!.. Конечно, вы хотите узнать, кто я такой и по какому праву надоедаю вам в такое сложное время вашей жизни, так ведь?»
– Да хотелось бы… – пробормотал Женя, не переставая обеими руками щупать выпуклости черепа.
«Меня зовут Сребреник. Бес Сребреник».
– Не понял…
«Это резонно. Я тут, рядом с вами, но вы меня не можете ни видеть, ни, так сказать, пощупать. Я из породы так называемых инферналов. Вы даже были знакомы с некоторыми из моих собратьев, но вы об этом, так сказать,… запамятовали».
Афанасьев повалился на стул и пробормотал:
– Ну вот… допился. Инфернал… Черт, что ли? «В невежливой форме – да. Лично мне больше нравится наименование „бес“. Инфернал – это как-то очень официально, что ли. А зовут меня Сребреник. Бес по имени Сребреник, понимаете, Евгений?»
– Бес Сребреник? – медленно повторил Афанасьев. – Ну ладно. Если уж сошел с ума, нужно делать это со вкусом и прибаутками. Бес… Сребреник. Да уж! А по отчеству?
«Честно говоря, не припомню своего батюшку. Говорят, он был позором рода, – словоохотливо вещало таинственное существо. – А вот мой прапрапрапра (и еще много, много пра-)дедушка был славен тем, что вселился в самого Иоанна Васильевича
Грозного, после чего тот и принялся кромсать всех без разбору».
– То есть, значит… ты – бес-искуситель, который непонятно с какого перепугу вздумал объявиться, – принялся ворочать остатками мозгов Афанасьев, – следовательно, тебе в пару полагается и ангел-хранитель.
«Это ваши ложные представления о нас, инферналах, – заявил бес Сребреник. – Какой еще ангел-хранитель? Все качества злых и добрых духов объединены в нас, инферналах. Честно говоря…»
– Честно?
«А ты думаешь, что бесы не могут говорить честно? Мы такая же земная раса, как и вы, люди! Только менее многочисленная. Между прочим, я троюродный племянник Астарота Вельзевуловича Добродеева, с которым вы, Евгений, в свое время были знакомы весьма коротко».
– Не припомню что-то, – пробурчал Женя, уже начиная мириться с общей неадекватностью этой занимательной беседы. – Пьян, наверно, был, собака. Гм…
«Я вижу, что вы не верите в мою реальность и склонны считать мой голос проявлениями каких-то душевных болезней. Вот и все люди так! Между прочим, мы, бесы, тоже подвержены заболеваниям нервной системы. Я вот страдаю неврастенией и сезонными депрессиями. Так!.. Я вижу, вы по-прежнему сомневаетесь! Так я вам докажу! Я, правда, развоплощенный инфернал, у меня временно отняли мою телесную оболочку. Вы, люди, развоплощение называете пессимистично: смерть. Развоплощенные люди, то бишь умершие, могут выходить на контакт с живыми только в самых редких случаях, да и то когда дает сбой пространственная структура миров…»
Женя коротко взвыл и бросился к сейфу, где у Сорокина стояла бутылка водки. Голос в голове подсказал:
«Ключ от сейфа минуту назад выпал из правого дырявого кармана ваших брюк. Давно пора зашить дыру, Евгений Владимирович!»
Женя мотнул головой и, проведя ладонью по бедру, обнаружил, что ключа в самом деле нет. Он бросил взгляд на пол, потом наклонился и застыл в кривобокой согбенной позе уборщицы, страдающей радикулитом. Дело в том, что не успел он бросить взгляд под письменный стол, как зазвенел металл, и связка ключей сама вылетела к его ногам. На мгновение Афанасьеву показалось, словно это живая мышь, но тут «мышь» ткнулась ему в ботинок и застыла. Женя поддел связку на палец и оглянулся по сторонам. Мурашки пробежали у него по коже.
«Вы совершенно напрасно собираетесь пить водку, когда работаете с такими важными документами, – назидательно проговорил бес Сребреник. – Да, да, письма этой Елены. Вот именно!.. Да вы даже и представить себе не можете насколько!.. Эх!!! Нет, – продолжала трещать трансцендентная нечисть, – я вижу, что вы решительно склоняетесь к водке!.. Не верите в мое существование? Ну, хорошо! Отложим наше окончательное знакомство до лучших времен!»
Под черепной коробкой Жени что-то заскрипело, завизжало, как ржавая пружинная кровать, на которую мешком свалился невменяемый алкаш. Афанасьев решительно налил себе полстакана водки и выпил. После этого он, убедившись, что голос в голове исчез, принялся читать письма незнакомки.
Перед самым уходом из редакции – около десяти вечера – он прочитал заключение графологической экспертизы, переданное ему Ярославом Алексеевичем. Приводить полный ее текст не имеет смысла. Афанасьев сам половину не понял… Особенно после водки, которой он несколько злоупотребил. Итак, РЕЗЮМЕ: образец почерка принадлежит женщине двадцати четырех – двадцати пяти лет, выше среднего роста, хрупкого, почти астенического телосложения. От природы левша. Вероятно, около трех– пяти лет тому назад пережила серьезную травму левой руки, отчего и перешла на правостороннее писание. Темперамент сангвинический, с эксплицитной реализацией эмоций. Характер сильный и волевой. Некоторая склонность к витанию в небесах. «Витание в небесах» было выражено в тексте заключения таким умопомрачительным термином, что разнесчастный Афанасьев вздохнул: хватило бы и «сангвинического» темперамента с «эксплицитной реализацией» эмоций.