Шумную компанию вокруг себя, как обычно, собрал Тайвер Кано собственной персоной. Поначалу я тоже собиралась обойти ее стороной — к чему теперь изображать тесную дружбу? — но все истории экипажей с частных судов касались исключительно самих ганимедцев. Основные события на спутнике разыгрались именно в тот момент, когда там не было ни одной гуманитарной миссии, и все, что могли рассказать пролетавшие мимо, относилось уже к тому периоду, когда Ганимед обзавелся хвостом из пыли, а его население дружно принялось арендовать транспортники. Потратив полтора часа на безуспешные поиски, я сдалась и все-таки вернулась к фонтану.
Тайвер заметил меня издалека и умолк на полуслове. Его собеседники озадаченно оборачивались — и на площадь перед фонтаном я вышла под перекрестьем изучающих взглядов, судорожно подбирая слова.
- Тайвер, — скупо кивнула я, так и не придумав ничего оригинальнее. — Как твои поиски капитана?
Этот вопрос заставил его оторвать взгляд от моих коленей, но на рабочий лад так и не настроил.
- И что тебе стоило прийти так на конференцию? — страдальчески уточнил он, оседлав любимого конька. — Сейчас у меня была бы уже дюжина кандидатов!
- Лови момент, — сухо посоветовала я, машинально одернув юбку. На нее меня уговорила Джанет, и я уже жалела, что прислушалась: в форме было намного удобней. — Сейчас здесь соберется гораздо больше людей, чем того требовал бы здравый смысл, и тебе останется только выбирать. У меня будет шанс переговорить с тобой наедине до того, как это произойдет?
Тайвер тотчас подобрался и взглянул на юбку уже по-другому. Я почувствовала себя уязвленной и уже открыла рот, чтобы расставить акценты, но Кано предпочел поспешно извиниться перед своими собеседниками и увести меня прочь с центральной аллеи. Двигался он вполне целеустремленно, и мне не оставалось ничего, кроме как следовать за ним. Тайвер не разочаровал — вывел к старой беседке, украшенной живыми вьюнками. Она располагалась в стороне от основных гуляний, за разросшимися кустами дикого жасмина, и оттого пустовала, никем не замеченная.
Я заняла скамейку с видом на фестиваль и постаралась собраться с мыслями, но Тайвер уже деловито доставал лайтфон.
- Вообще-то я был бы очень благодарен, если бы вы обменялись номерами, как нормальные люди, — в лоб заявил он, отыскивая что-то в меню.
- Мы не… — я растерялась.
После захвата астероида, тяжелого удушья в сломанной криокапсуле и погрузки замороженных пиратов в ремонтируемый корабль последнее, что пришло бы мне в голову, — это обмен номерами. Да и как бы я дозванивалась за пояс Койпера? Вышек связи там еще не построили!
- Вы не нормальные люди, — по-своему истолковал мою растерянность Тайвер, не отрывавшийся от лайтфона. — Сергей опасается, что, пока он не легализуется, контакт с ним может попортить тебе репутацию, а ты, вероятно, руководствовалась каким-нибудь очередным древним принципом из тех, которые начинаются с «леди не пристало». А я в итоге держу чертов подсвечник…
- Сергей легализуется? — вскинулась я, пропустив мимо ушей и подколку, и неуместный намек.
- Моя репутация, похоже, волнует только меня, — тоскливо констатировал Тайвер и протянул мне наушник.
Я повертела в пальцах белоснежную «капельку» и, не обнаружив никакого подвоха, вставила в ухо. И тотчас вздрогнула всем телом, узнав даже не голос — вдох, который он сделал, прежде чем заговорить:
- Надеюсь, вы меня все еще проклинаете, леди Эскарина.
Его смешок отозвался дрожью в позвоночнике и странной легкостью в затылке, и я невольно начала склоняться к мысли, что проклясть Сергея разок-другой было бы не самым плохим решением.
- Тайвер рассказал мне о вашей размолвке, так что я теперь не уверен, станете ли вы слушать эту запись, — продолжал Сергей. — Но если я хотя бы не попытаюсь, то прокляну сам себя. А потом еще и команда добавит. Я оставил их на Ганимеде, чтобы было кому проследить за распределением платины между шахтерами, но, если я хоть что-то знаю о своих людях, то за событиями за Земле они следят, как домохозяйки за бразильским сериалом.
На этот раз я подавилась смешком сама и прижала наушник плотнее, прикрыв глаза. В красноватом сумраке за опущенными ресницами его голос звучал иначе. Теплее и ближе. Словно и не было этих кошмарных месяцев порознь.