Вернется ли он когда-нибудь в тронный зал?
Войдет ли туда не простым человеком, а иллюмитатом?
Посмеет ли он добровольно подвергнуться смертельному риску? Впустить в себя демона, надеясь изгнать его и стать просвещенным…
Гримм отклонил предложение купить копию с копии портрета.
– Мы платим за вход в храм, отдаем все ценное, – солгал он.
Экскурсия завершилась. Джак, Гримм и Лекс вышли на площадь. Они прокладывали себе путь между паломниками, монахами и нищими. Вдруг костлявая рука в болезненных темных пятнах схватила Джака за подол.
– Милостыню для бездомного инвалида, – прокрякал старческий голос.
Юродивый толкал перед собой расшатанную тележку на маленьких железных колесиках. На повозке сидела сгорбленная старуха. Ее лицо сморщилось от прожитых лет. Белые как снег волосы сбились в паклю. Но голубые глаза женщины светились разумом и пытливостью, в них не умерла надежда.
Старуха раскачивала кадило с тлеющими благовониями, подвешенное на цепях к раме.
Сооружение весьма напоминало виселицу, однако прекрасно защищало дряхлых бродяжек от участи быть случайно затоптанными.
– Редко на какой из планет уважают стариков, – проворчал скват и выудил из кошелька полшекеля. – Твои ноги отказывают, матушка?
Ноги нищенки, как две темные палки, неестественно лежали на повозке. Едко запахло мочой. Может Гримм еще и слезу прольет?
Скват задумался, решая, отдавать ли монету.
– Кто забирает тебя на ночь, матушка?
Он засомневался: не родственники ли перебили старухе ноги, чтобы она приносила в семью доход?
– Церковники пускают меня в приют, – ответила нищенка. – Монахи помогают мне, добрый сэр.
– Это они ломают твои ноги, матушка? – переспросил Гримм.
Старуха скорчилась, словно у нее внезапно случился спазм кишечника.
– Да, да, они ломают мои ноги, – последовал ответ. – Но не так, как ты думаешь!
Гримм опустился на корточки перед тележкой. Лекс и Джак последовали его примеру.
Нищенку звали Геради. С вызовом она сообщила, что ее возраст превышает одиннадцать лет и за свою жизнь она четырежды стала матерью.
Странно, что кто-то на Сабурлобе считает свой возраст в местной системе. Старуха жила так долго, что сбилась со счету. Она существовала около ста десяти стандартных лет и вторую, большую часть, провела на этой тележке.
На Гримма подобная живучесть произвела впечатление.
– Довольно много для обычного человека, да еще в таких жутких условиях!
Сто лет назад маленькой девочкой Геради пришла на церемонию открытия Истинного Лица со своими родителями. В результате безумия, охватившего толпу, погибли и отец, и мать. Ноги несчастной так и остались парализованными навсегда. Сострадательный священник пожалел девочку и сделал для нее повозку. Десятилетия Геради ждала очередного священного года, но во второй раз наблюдала за открытием Его Лица из безопасного места.
Всеобщее безумие?
О да. Пятьдесят лет назад снова произошло несчастье. Издалека плохо видно то… что нельзя увидеть.
Нельзя увидеть? Что это значит?
Десятки лет Геради слушала и смотрела.
Она узнала, что нерукотворный облик давным-давно исчез. В главный день священного года настоятель храма Оксиденс во главе торжественной процессии выносит ларец на обозрение публики и на короткое время открывает его.
Сотням тысяч паломников предъявляется чистое полотенце, если не считать едва различимых пятен на месте глаз.
– Пилигримы не успевают ничего увидеть. Они дерутся, чтобы пробраться поближе. Каждый раз церемония заканчивается потасовкой.
– А как же копии?
– Самая ранняя изготовлена путем наложения на бесценное полотенце с ликом чувствительного материала. Отпечатавшийся негатив затем разрисовали красками.
– Хм, – произнес Гримм. – Другими словами – сфабриковали.
Рассказ о судьбе Истинного Лица наполнил Джака мистическим ужасом. Какая разница, обманывают паломников или нет.
Даже если они умрут ради единственного взгляда на тряпку, которой когда-то Император утер лицо, их агония не идет ни в какое сравнение с Его бесконечной агонией. Благоговейный трепет пилигримов уйдет в психический океан и останется там навсегда.
Сидя перед тележкой Геради, Джак понял, что ему нужно помолиться.
Хотя бы немного.
Он тихо обронил:
– Увечье из-за преданности Ему облегчает Его боль.
– Я жду, – равнодушно ответила Геради. – Послезавтра умирают и остаются калеками тысячи людей. Так оно и будет. Тогда я умираю спокойно.
Стоило услышать предсказание нищей старухи, которое она повторяла все пятьдесят лет со времен прошлой церемонии. Ее упорство казалось патологическим. Безумие – вот что светилось в ее глазах!
Тщетность людских надежд стерла религиозный порыв Драко, как время стерло Истинное Лицо Императора. Джак покачнулся.
– А Суд? – спросил у нищенки Гримм. – Знаешь, что происходит у Суда? Арбитраторы часто вмешиваются в жизнь священного города?
Похоже, скват решил побольше узнать о сабурлобских делах.
Он сообщил Геради:
– Утром на площади у Суда умирают сотни людей. Все думают, что Лицо открывают раньше, и начинают паниковать.
Дернувшись словно от удара, калека выпрямилась. Она тяжело дышала.
– Геради пропускает столько смертей…
Морщинистое лицо старухи исказилось гримасой боли. Худая рука задрожала. Геради упала на спину.