Сотням тысяч паломников предъявляется чистое полотенце, если не считать едва различимых пятен на месте глаз.
- Пилигримы не успевают ничего увидеть. Они дерутся, чтобы пробраться поближе. Каждый раз церемония заканчивается потасовкой.
- А как же копии?
- Самая ранняя изготовлена путем наложения на бесценное полотенце с ликом чувствительного материала. Отпечатавшийся негатив затем разрисовали красками.
- Хм, - произнес Гримм. - Другими словами - сфабриковали.
Рассказ о судьбе Истинного Лица наполнил Джака мистическим ужасом. Какая разница, обманывают паломников или нет.
Даже если они умрут ради единственного взгляда на тряпку, которой когда-то Император утер лицо, их агония не идет ни в какое сравнение с Его бесконечной агонией. Благоговейный трепет пилигримов уйдет в психический океан и останется там навсегда.
Сидя перед тележкой Геради, Джак понял, что ему нужно помолиться.
Хотя бы немного.
Он тихо обронил:
- Увечье из-за преданности Ему облегчает Его боль.
- Я жду, - равнодушно ответила Геради. - Послезавтра умирают и остаются калеками тысячи людей. Так оно и будет. Тогда я умираю спокойно.
Стоило услышать предсказание нищей старухи, которое она повторяла все пятьдесят лет со времен прошлой церемонии. Ее упорство казалось патологическим. Безумие - вот что светилось в ее глазах!
Тщетность людских надежд стерла религиозный порыв Драко, как время стерло Истинное Лицо Императора. Джак покачнулся.
- А Суд? - спросил у нищенки Гримм. - Знаешь, что происходит у Суда? Арбитраторы часто вмешиваются в жизнь священного города?
Похоже, скват решил побольше узнать о сабурлобских делах.
Он сообщил Геради:
- Утром на площади у Суда умирают сотни людей. Все думают, что Лицо открывают раньше, и начинают паниковать.
Дернувшись словно от удара, калека выпрямилась. Она тяжело дышала.
- Геради пропускает столько смертей...
Морщинистое лицо старухи исказилось гримасой боли. Худая рука задрожала. Геради упала на спину.
Лекс пощупал пульс. В его громадной руке хрупкое запястье казалось указкой в руке школьника. Нищенка умерла от сердечного приступа. Сердце у нее оказалось никуда не годным.
Гримм закрыл остекленевшие глаза Геради.
- Хм, - буркнул он, - сэкономил полшекеля.
Через день, на рассвете, беглецы остановились на окраине огромной площади. Гримм не хотел идти на церемонию открытия, но Джаку не терпелось посмотреть на религиозное рвение, когда смерть, и увечье теряют значение для миллионов людей. Ему требовалось повторить урок страсти, одержимости, приобщения.
Урок растворения чувств и души.
День ожидался жаркий и душный. Сотни тысяч зрителей вдыхали и выдыхали, казалось, воздуха на всех не хватит - так плотно были сжаты тела. Сколько уже задохнулось? Сколько умерло от перенапряжения? Несколько раз зарождался оглушительный рев, когда кому-то мерещилось, что церемония начинается. Паломники возбужденно ждали. Людское море превратилось в огромный котел, подогреваемый экстазом. Температура вот-вот достигнет точки кипения.
- Мои святые предки! - завопил Гримм, зажатый между Лексом и Джаком.
Напрягая мускулатуру, д'Аркебуз оттеснял паломников, ломал неосторожным ребра. В стене ближайшего дома темнело несколько ниш, то ли предназначенных для статуй, то ли образовавшихся в результате бессчетных столпотворений.
Лекс, применив силу, освободил одну из ниш. Никто из истощенных безумцев не решился противостоять могучему атлету.
Джак и Гримм укрылись за мощным торсом десантника, как за щитом.
Скват с трудом отдышался. Интересно, сколько сломали ребер в давке? Он с отвращением сплюнул, так как ничего не видел, кроме спин.
Джак вдыхал миазмы истерии. Зато перед Лексом, возвышавшимся над головами в колпаках и шапках со значками Истинного Лица, открывался прекрасный вид, хотя объект наблюдения и находился в километре впереди.
- Священник открывает ларец, - комментировал гигант.
Громкие крики заглушили его слова. - Толпа рвется за барьер...
Беснующаяся стихия непременно снесла бы и барьер, и эскалатор, если бы не дьяконы в белах рясах. Сначала для уменьшения энтузиазма охранники применили оглушающие ракетницы.
Рвавшиеся вперед паломники падали без сознания под ноги напиравшим сзади.
Стремительно росла баррикада безвольных тел.
По живому валу взбирались новые безумцы и тут же падали.
Видя это, настоятель закрыл ларец и поспешил удалиться. Паломники не унимались.
Дьяконы спрятали ракетницы. Настала очередь автоматического оружия. Затрещали беспорядочные длинные очереди и прицельные короткие. Гигантское красное солнце, закрывавшее полнеба, покраснело еще больше, как будто впитало в себя пролитую кровь. Пыль, поднятая тысячами ног, сумрачным туманом висела в воздухе.
Награжденные синяками и царапинами, трое мужчин покинули площадь. Несмотря на разгул смерти возле храма, глаза паломников горели огнем. Многие рыдали от радости. В толпе распевали: "О, Истинное Лицо!"
В эту ночь Джаку вновь приснился Аскандар-Сити...
Один за другим взрывались ошейники монстров, головы скатывались с плеч. Рыдающих Дев связали цепью друг с другом.
Некоторых десантники приковали к балкам разрушенных зданий.
В спешке веревки ослабли и едва не падали на землю. Только бы невольницы догадались убежать, воспользовались бы шансом.
Пусть хотя бы одна не станет жертвой мародеров.
Подмога уже близка. Всего пару дней назад на Аскандаре останавливался для дозаправки корабль Космических Десантников из ордена "Гвардейцы-Вороны". Он еще не достиг прыжковой зоны. Астропат передал сигнал о нападении на столицу предателей Хаоса, прежде чем дворец был разрушен. Вороны вернутся. Нужно продержаться всего один день...
Вороны в черных доспехах сразятся с отступниками. Пусть тогда захватчики пеняют на себя. Планета будет очищена.
Или Хаос намеренно дразнит Воронов?!
Только бы убежали Девы!
Однако грохот взрывающихся ошейников привлек внимание десантников Хаоса.
- Именем Императора приказываю стрелять! - крикнул Джак евнуху, выскочил из-за кучи мрамора и разрядил болтер в гротескную пародию на доблестного рыцаря.
Мужская и женская руны Слаанеша в еретическом единении украшали наколенники воина Хаоса, обтекаемый нагрудник сверкал пурпурно-золотой инкрустацией, словно насмешка над орденом, к которому десантник принадлежал до того, как его соблазнил Хаос.
Заряд ударил в левую часть нагрудника и проник внутрь.
Взрыв. Рука десантника дернулась. Похоже, укрепленное легкое захватчика подвело. Отступник закрутился на месте, будто танцуя вальс сам с собой.
Джак и евнух выстрелили снова и нырнули за мраморную кучу за мгновение до того, как ударил разряд десантника. Воздух раскалился от луча плазменного пистолета. Рухнувшая в бассейн балка обуглилась. Вода испарилась.
Евнух привстал и снова выстрелил. Несколько острых стрел впились ему в плечо. Он попятился и упал на мраморные осколки.
Луч плавильника вонзился в голову раненого. В мгновение ока испарились глаза и щеки.
Словно невидимая кислота разъедала череп, жидкость мозга закипела. Серый дым повалил из ушных раковин и обугленного носа.
Перекрытия, пропитанные смолой, загорелись. Пламя перекинулось на крышу, на одежду упавших в бассейн. Некоторые были еще живы.
Над местом трагедии разнесся бессердечный хохот. Джак повернулся к последнему евнуху:
- Мы должны выбраться!
Служитель гарема ошалело взглянул на него.
- Тебе нельзя находиться в купальне Дев, - пробормотал евнух. Разум покинул его.
Когда-то это правило неукоснительно соблюдалось. В гарем не допускали мужчин, только князь Эгремонт входил к своим наложницам.