Этим утром, когда Росомаха приплелся в лесную хижину с поджатым хвостом и новой двойной порцией соли в мягкой части, Ханаконда в ярости едва не зашиб его кочергой. Казалось, все планы рухнули и придется еще неделю вымачивать проклятую соль из ягодиц этого бестолкового звереныша. Но прошел час, другой, и всем стало ясно, что новый заряд соли не причинил Росомахе никакого вреда, за исключением душевных и физических мучений.
Жмурик, Тефтель и Ханаконда начали совещаться и вскоре пришли к совершенно правильному выводу о том, что в данном случае зловредный фермер использовал патроны старого образца, в которых соль еще не была отравлена гипнотическим порошком. И они решили действовать по оговоренному раньше плану.
По этому плану Мига и Кролл должны были взорвать автостоянку, чтобы отвлечь внимание полиции. Тем временем остальные, пользуясь дымовой завесой, темнотой и грохотом взрывов, могли незамеченными совершить посадку на вертолетной площадке, расположенной в верхней части башни. Но для этого кто-то должен был включить на площадке сигнальные огни, а прыжок с вертолета на верхушку мачты антенны был способен совершить только наполовину превратившийся в обезьяну Росомаха. Как мы уже знаем, он проделал это с успехом.
Ловко цепляясь за железо пальцами рук и ног, Росомаха спустился на площадку. За дверцей электрического щитка он нащупал рубильник и решительно рванул его в верхнее положение. Посадочная площадка вспыхнула кольцом сигнальных огней.
За штурвалом сидел Хорек; в школе телохранителей он прошел курс пилотирования вертолета, поэтому посадка в центр светящегося кольца не вызвала у него затруднений. Сам вертолет они тоже угнали легко, купив билеты для обзорного полета над городом и прогнав из машины экскурсантов вместе с пилотом.
Бандиты спрыгнули на бетонное покрытие и с автоматами наперевес двинулись по коридорам верхнего этажа студии. Росомаха скакал рядом, но безоружный -- доверять автомат ему пока не решались. Коридоры были пусты: охрана и персонал, как они и рассчитывали, спустились вниз, где продолжали греметь взрывы.
Заметив в одной из аппаратных гнома, Ханаконда подошел к нему, смахнул дулом автомата с его головы наушники и прошипел:
-- Студия прямого эфира.
Гном моментально понял вопрос и указал дрожащей рукой в сторону лифта.
-- Номер, -- прошипел Ханаконда.
-- Пятьсот тридцать шесть, -- пролепетал гном.
-- За мной, -- сказал Ханаконда. -- Это на пятьдесят третьем этаже.
-- То есть, -- поправился гном, -- я хотел сказать, шестьсот тридцать пять!..
Но бандиты уже шагали к лифту, и его никто не расслышал.
Глава двадцать третья
Выясняется, что цифра 536
совсем не одно и то же, что 635,
обстановка обостряется
Сломленный своим внезапным поражением, Фокс сидел в кресле и расширенными глазами смотрел в одну точку. Буравчик включил телевизор. Как министр Связи и участник сопротивления он разделял с Фоксом ответственность за свершившееся злодеяние.
Экран вспыхнул, но вместо зачитывающего новые установки бандита там замелькали кадры включенного в вечернюю программу веселенького кинофильма.
Министры быстро переглянулись. Фокс схватил трубку, лихорадочно отбил номер и закричал:
-- Ригль! Что у вас происходит? Они еще не в студии?
-- Они на пятьдесят третьем этаже, -- отвечал Ригль, перекрикивая грохот все еще рвущихся на стоянке бензобаков.
-- Почему они не вышли в эфир?
-- Мы этого не понимаем, господин министр! Студия прямого эфира десятью этажами выше!
-- Прекрасно, Ригль! Их оплошность может спасти всех нас!
Буравчик выхватил у Фокса трубку и простучал по кнопкам. Министры прекрасно понимали друг друга, и теперь все решали секунды.
-- Алло, аппаратная?
-- Господин министр, это вы... -- залепетал перепуганный, но не покинувший свой пост главный администратор Масленка. -- Сейчас они будут здесь, они выйдут в эфир, что делать, что делать!..
-- Слушайте меня внимательно, Масленка, -- твердо заговорил Буравчик. -- Выходите в эфир прямо сейчас, под мою диктовку. Быстро к микрофону и радиосуфлер в ухо! Остальным баррикадировать двери; нам потребуется на все про все меньше минуты. Готовы? Три-два-один -- поехали! "Дорогие телезрители..."
-- Дорогие телезрители, -- заговорил появившийся на экране гном. -- В это вечернее время вы, как всегда, у своих экранов. Если же кто-то по своей надобности отлучился, позовите, позовите его скорее к телевизору, потому что сейчас мы сообщим вам нечто особенно важное. Ну вот, теперь вы все в сборе. Наверняка вы успели поужинать, и на столе перед вами расставлена чайная посуда. Сейчас каждый из вас возьмет в руки чашку или стакан, подойдет к водопроводному крану, наберет воды и выпьет. Но вот непременное условие: вы должны позволить воде протечь не меньше двух минут, только после этого вы наберете воды и выпьете весь свой сосуд до дна. Итак...
В эфире послышались выстрелы и треск разбиваемой двери.
-- Итак, действуйте!
В следующее мгновение Масленка исчез, и на экранах появились улыбающиеся Карлуша и Пухляк. В эфир пошел блок рекламы.
Глава двадцать четвертая
Крысс пытается спасти от позора своего правителя,
но вынужден сам испить эту чашу до дна. Студент выпивает стакан воды, и ему тоже становится стыдно
В этот день путешественников с Большой Земли возили на экскурсию к Хрустальным озерам -- на фешенебельную туристическую базу для богачей и высокопоставленных чиновников. Там они играли в мяч, в жмурки, в догонялки, катались на лодках и кормили птиц. А на обратном пути в автобусе дружным хором пели песни. Вернулись вечером усталые и раскрасневшиеся. За ужином, а правильнее сказать, за ежевечерним банкетом наперебой провозглашали здравицы в честь Верховного Правителя, его министров и нерушимой дружбы между гномами двух планет.
Кроха и Циркуль, тоже растягивавшие губы в идиотских улыбках, на самом деле очень волновались. Огонек во дворец не вернулась, а ее отсутствия будто никто и не заметил. Студент пытался несколько раз окликнуть ее на экскурсии, но Крысс неизменно оказывался рядом и говорил, что видел г-жу Огонек буквально минуту назад. Пупс не хотел волновать гостей рассчитывал вернуть беглянку до наступления темноты. А ночью в ее комнату должны были пустить снотворный газ и сделать укол, который навсегда лишил бы ее памяти.