Иначе обстояло дело с Пухляком.
В фильме было показано, как он, спасая от гибели своих товарищей, бросился под ноги вышедшему из-под контроля взбесившемуся роботу, и такой поступок, конечно, не остался незамеченным.
Благодаря этому подвигу Пухляк обрел десятки и сотни поклонников, а вернее, поклонниц, которые буквально засыпали его своими восторженными письмами.
Правду о его "подвиге" знали трое: корреспондентка Кроха, Студент и Клюковка-Огонек.
Отсматривая по возвращении из путешествия рабочие материалы, Кроха несколько раз подряд прокрутила эпизод, предшествовавший гибели "Шестого". Момент, когда робот на бегу резко и внезапно изменил направление, ясно показывал истинную картину событий. А именно то, что Пухляк не собирался жертвовать собой, как это ошибочно поняли окружающие, а, наоборот, струсил и попытался убежать.
После недолгих размышлений Кроха вырезала из фильма разоблачительные кадры, показав их только Студенту и Клюковке. Без этих кадров эпизод выглядел в самом выгодном свете для "героя". И хотя слава его была незаслуженна, это было все-таки лучше, чем выставлять на посмешище всех участников экспедиции.
Письма, приходившие Пухляку, были запечатаны в изящные конверты, отчаянно пахли духами, и почти все до одного начинались словами: "Здравствуйте, господин Пухляк! Вы меня не знаете, но я все равно решила написать вам это письмо". Даже почерки (довольно аккуратные, надо признать) и грамматические ошибки были в этих письмах одинаковые. При помощи цветных карандашей и линейки текст заключался в рамку, а заканчивался игривой фразой: "Жду ответа, как соловей лета!"
Таких писем приходило огромное количество, и поскольку Пухляк был впервые удостоен столь лестного и приятного внимания, то старался ответить на каждое, не растеряв ни одной поклонницы и, наоборот, подогревая их интерес к своей особе.
Ввиду того что сам герой не мог связать на бумаге двух слов, однажды он явился к поэту Светику и рассказал ему о своих затруднениях.
-- Нет ничего проще! -- сказал Светик. -- Я сочиню образец ответного письма, и тебе останется только переписывать. Не каждому ведь дано изящно и красиво изъясняться, -- прибавил он не без самодовольства. -- Приходи завтра.
Образец Пухляку понравился, однако его смутило количество слов, которые ему предстояло переписывать собственноручно. Когда Светик закончил чтение, Пухляк его искренне поблагодарил, но тут же попросил текст сократить, поскольку такую писанину (а у него насчитывалось более ста корреспонденток) просто физически не осилить.
Светик пожал плечами и вычеркнул несколько не самых удачных, по его мнению, абзацев.
Сокращенный вариант Пухляку понравился больше, но все еще был чересчур обременителен.
В конце концов, в результате долгих препирательств, письмо было сведено к нескольким абзацам. Оно начиналось словами: "О прекрасная невидимая Собеседница!", а заканчивалось надрывным воплем: "Вы вселили в меня надежду и заставили биться сердце, очерствевшее в жестоких испытаниях! Благодарю Вас! О, благодарю..."
Немного ошарашенный таким стилем, Пухляк все же от души поблагодарил автора и собрался уходить. Но Светик неожиданно предъявил ему условие:
-- Вот что, братец, погоди. Я постарался, так уж и ты будь любезен, выполни мою просьбу.
Пухляк нехотя вернулся; он уже раньше подумал, что даром ничего не делается и Светик обязательно потребует от него какую-нибудь услугу.
-- Видишь ли, братец... -- начал развивать свою мысль Светик. -- Дело в том, что нас, поэтов, не очень-то жалует читатель. Для того чтобы получить широкую известность, нужно буквально в лепешку расшибиться...
-- Зачем же в лепешку, -- возразил Пухляк. -- Тебя все и так знают.
-- Ах, да кто меня знает! Знают только здесь, в этом захудалом городишке. А попробуй-ка заставь кого-нибудь, допустим, в Центральной директории взять с полки книжку никому не известного поэта Светика, когда рядом стоит роскошно изданный том стихов знаменитого Пегасика! В то время когда мои стихи ничуть, ничуть не хуже! Ты согласен?
Пухляк поспешно закивал головой, хотя стихов никогда не читал, а о Пегасике слышал впервые. Он силился понять, чего именно может потребовать от него Светик.
-- Так вот, не затруднит ли тебя, дорогой друг, дополнительно вкладывать в каждый конверт листок с моими стихами? Понимаешь, если мои стихи будут под рукой у столь огромного количества романтически настроенных читательниц, появится хороший шанс утереть нос этому зазнавшемуся Пегасику.
Уяснив, что делать ему, в сущности, ничего не придется, Пухляк легко согласился вкладывать в письма стихотворения Светика. Тем более, рассудил он, что увлечение поэзией пойдет только на пользу его собственному образу.
И Пухляк принялся за работу.
Старательно, высунув язык, он выводил на бумаге текст, начинавшийся словами: "О прекрасная невидимая Собеседница!" -- а затем вкладывал письмо вместе со стихотворением Светика в конверт.
Помимо краткости текст письма был удобен еще и тем, что в нем не указывалось имя адресата, и это гарантировало от неизбежной путаницы с именами поклонниц. Имя и адрес он писал уже на конверте, каждый из которых аккуратно облизывал и приглаживал. (Эти облизывания не прошли даром: язык у него однажды распух от клея, и Пухляк не спустился к обеду, впервые в жизни лишившись аппетита. Осмотрев язык, доктор Глюк строго-настрого запретил ему лизать клей, посоветовав употреблять для этой цели кисточку и стакан с водой.)
В описываемое время Пухляк работал уже над вторым кругом корреспонденции, и к этой теме мы вернемся, но несколько позднее.
Под шелест бумаги и конвертов, доносившийся из-за стенки, Карлуша заснул. Ему приснилось, что Студент придумал воздушный шар, изготовленный из бумаги. Такой огромный заклеенный почтовый конверт с адресом и печатью. И адрес кажется Карлуше знакомым: "Зеленая горка, Ясноглазке".
Вот гигантский конверт надулся, поднялся в воздух, и гномы полезли в привязанную к нему корзину. Один только Карлуша не успевает и хватается за болтающуюся из корзины веревку. Под ним оказываются санки, и веревка тянет его за воздушным шаром.
Шар-конверт с трудом летит, вернее, тащится по ветру и теряет пассажиров. Наконец он окончательно рассыпается маленькими конвертами и листочками писем, а Карлуша отпускает веревку и продолжает скользить вперед. Он понимает, что скоро попадет в Зеленую горку и увидит Ясноглазку, с которой когда-то подружился, но так и не написал ей письмо, хотя обещал.