-- Это еще ничего, -- сказал Взломщик. -- Некоторые гномы увлеклись компьютерными играми. Таких любителей приходится буквально за уши оттаскивать от экрана, чтобы они могли хотя бы поесть и поспать. Это просто какая-то болезнь.
-- Мне кажется, -- сказала Ясноглазка, -- что такие гномы обкрадывают себя. Что у них будет вспомнить в жизни?.. Вы знаете, у нас теперь как-то даже не модно сидеть перед телевизором. С такой дамочкой совершенно не о чем поговорить, у нее совсем не развито собственное воображение.
За разговорами никто не заметил, как стало смеркаться. Поездку домой отложили до утра, и хозяйки захлопотали насчет ужина.
Взломщик и Шестеренка отправились в больницу, чтобы навестить Тормашкина, а Карлуша остался в доме, рассчитывая все-таки выяснить, о какой переписке говорит весь город и что по этому поводу думает сама Ясноглазка.
* * *
Взломщик и Шестеренка застали Тормашкина в окружении двух нянечек и докторши. Больной лежал в кровати, укутанный одеялом, горло его было обложено компрессами, замотано бинтом и теплым пуховым платком поверх бинта. Из этого кокона высовывался раскрытый рот Тормашкина, в который тетя Груша просовывала десертную ложку с микстурой.
-- Вот так, больной... Хорошо... Что такое, ну-ка немедленно разожмите зубы! Так... хорошо... Не надо делать такое лицо, больной... так...
Когда процедуру закончили, больной заметил посетителей и попытался вскочить с кровати, но нянечки удержали его за руки и уложили обратно. Облокотившись о подушки, Тормашкин с обреченным видом захлопал глазами.
-- Ничего, ничего, дружище, -- ободрил его Взломщик. -- Все хорошо, что хорошо кончается. У нас один гном ходил за ягодами забрался в лесу на верхушку сосны. Забраться-то он забрался, а спуститься вниз не сумел. Кричал, звал на помощь, пока не сорвал голос. А сидеть на дереве пришлось всю ночь и еще полдня, пока не нашли.
Тормашкин с видимым сочувствием выслушал историю и, как казалось, силился что-то сказать. Ему дали бумагу и карандаш.
"Как теперь?" -- написал он нетерпеливо.
-- Что как? -- не понял Взломщик.
"Голос!"
-- Ах голос! Голос, конечно, появился. Не сразу, но восстановился полностью, даже лучше стал. Он теперь у нас в хоре поет, -- приврал Взломщик для убедительности.
-- Сколько же он лечился? -- поинтересовалась Груша. -- Зная методы лечения вашего несносного Глюка, могу предположить, что его промучили никак не меньше месяца.
Тормашкин беспокойно заерзал на кровати.
-- Не волнуйтесь, больной, -- заверила его докторша. -- Моя микстура и компрессы поставят вас на ноги в считанные дни. Главное для вас сейчас соблюдать режим и не напрягать связки.
Лицо Тормашкина несколько прояснилось. Он взял карандаш и написал: "Спасибо, доктор!"
-- Ладно, ладно, -- проворчала растроганная докторша. -- Благодарить будете после.
-- А чем он будет тут заниматься? -- поинтересовался Взломщик. -- Ведь одуреть можно со скуки, все время лежа в постели. Если не найдете ему подходящее занятие, пожалуй, он сбежит или взбунтуется.
-- Что же такое ему предложить? Телевизор, разве что, книги, настольные игры...
Тормашкин что-то быстро написал и протянул блокнот.
-- "Инструменты"! -- прочитал Взломщик. -- Правда, давайте оставим ему инструменты; он здесь у вас что-нибудь усовершенствует.
Грушу быстро уговорили, и друзья притащили из "Метелицы" ящик с набором инструментов и деталей на все, как говорится, случаи жизни. Глаза у Тормашкина заблестели, он схватил блокнот и немедленно принялся делать в нем какие-то наброски.
-- Ну, теперь вы можете быть за него спокойны, -- заверил Взломщик докторшу. -- Сторожить этого больного вам не придется.
За ужином много разговаривали и даже танцевали, но о загадочной переписке все еще не было сказано ни слова. Потом Взломщик и Шестеренка отправились спать в свою машину (сиденья в салоне раскладывались для таких случаев), а Карлушу уложили в одной из свободных комнат.
Едва он провалился в пуховую перину как услышал осторожный стук в дверь. Таинственно оглядевшись, в комнату проскользнула Снежинка и тихонечко прикрыла за собой дверь. Она была одета в пушистый розовый халат, перехваченный по талии, и в мягкие тапочки.
-- Вы еще не спите? -- прошептала она.
-- Нет, знаете, почему-то совсем не хочется спать.
-- Мне тоже не хочется. Давайте немножко поговорим.
-- Давайте...
Снежинка присела на краешек его кровати, и Карлуша, в смущении от такого неожиданного маневра, натянул одеяло до самых ушей.
-- Почему вы совсем не танцевали?
-- Я, знаете ли, не очень хорошо... умею.
-- А на коньках вы умеете кататься?
-- Да, конечно, на коньках я умею.
-- Жалко, что вы уезжаете; ведь завтра вечером у нас на пруду новогодний бал, будет очень красиво.
-- Я бы остался, но у нас ведь тоже будет на реке праздник, нужно все хорошенько подготовить.
-- Неужели без вас никак не обойтись?
-- Почему, можно обойтись; в городе у нас еще много толковых гномов.
Карлуша подумал, что было бы хорошо и на самом деле остаться здесь на денек-другой. Возвращаться домой ему совсем не хотелось.
-- Да, да, -- подтвердил он уверенно. -- Могут прекрасно обойтись и без нас. Если вы мне поможете, завтра я уговорю Взломщика и Шестеренку.
-- Правда? Какой вы славный! -- Снежинка заулыбалась. -- А знаете, я бы тоже хотела с кем-нибудь переписываться. Не обязательно со знаменитостью, а просто с каким-нибудь воспитанным и скромным гномом. Ведь это так приятно -получать письмо, особенно если оно красиво написано и не про глупости...
Карлуша подумал, что сейчас все, наверное, разъяснится.
-- Пожалуй, конечно... -- произнес он осторожно.
-- Я даже не думала, что у вас такой прекрасный слог, совсем как в книжках. Вы, наверное, не только с Ясноглазкой, а еще с кем-нибудь переписываетесь?
-- Нет, -- честно признался Карлуша, -- не переписываюсь.
И, рассчитывая разрубить все одним махом, он сказал:
-- А не могли бы вы показать мне эти письма?
Снежинка удивилась:
-- Вы разве уже не помните, что сами написали?