Потонувшие в море информации, люди почти забыли, что они отправили миссию на Марс, забыли, зачем они это сделали, забыли, когда она должна вернуться. Только родственники членов экипажа забеспокоились, когда корабль не вернулся спустя запланированные два года, да в нескольких журналах вышли, как обычно, взаимно противоречивые статьи: издание «Х» написало, что миссия уже давно погибла, а издание «У» – что продолжает успешно работать. Родные космонавтов не знали, кому верить и где искать правды. Оля исхитрилась найти адрес центра управления полетом и написать туда запрос. Корректный но бездушный искусственный разум ответил, что экспедиция приняла решение продлить миссию, все космонавты живы и здоровы и продолжают успешно работать. Но поговорить о космонавтах, об Иване ей был не с кем. Даже друзья и родные объясняли ей, что члены экспедиции, если не погибли – то завербованы марсианами и не могут быть допущены на Землю. После первого такого разговора Оля проплакала ночь, а потом вытерла слезы и решила, что то, что думают все остальные ее не касается. Она будет ждать Ивана, несмотря ни на что.
Корабль потерпел крушение при подлете к Земле – столкнулся с космическим мусором, с обломком того самого развалившегося спутника. С Земли их не предупредили, что траектории их корабля и этих обломков пересекаются: искусственный интеллект давно работал в условиях информационного вакуума, а инструментов для слежки за объектами, болтающимися на околоземной орбите у него не было. А собственные бортовые локаторы корабля сработали слишком поздно.
Иван проснулся от непонятного резкого толчка и сразу подумал: «вот она, наша гибель. Но что случилось?» Системы оповещения о разгерметизации сработали не сразу, Иван и другие члены экипажа почувствовали, что воздуха становиться меньше до того, как взревела сирена. «И что теперь – подумал Иван – стоит ли пытаться влезть в скафандр, чтобы продлить агонию, или ждать смерти так?» Но решил, что стоит. Когда он только приступил к облачению, капитан уже успел экипироваться и был готов выходить наружу осматривать повреждения. Разведка показала: пробоина такова, что залатать ее не удастся. Какой-то покореженный обломок, явно искусственного происхождения, вклинился в борт корабля. Даже если они смогут сократить потери воздуха, подключат аварийные дыхательные баллоны, им не сесть – корпус изогнуло так, что он перестал быть обтекаемым. Они попросту сгорят в атмосфере. Иван вспомнил тот развалившийся спутник и понял, что вот эта фиговина, погубившая их корабль – его обломок. Все его непонятные тревоги получили объяснение, но это уже ничего не меняло.
Решение пришло быстро – потому что было единственным. Им надо остаться на околоземной орбите, наладить связь, сливать на Землю все данные, что еще не успели передать – все, что еще осталось на дисках их компьютеров, все незаконченные черновики отчетов. И еще оставалась робкая надежда, что на Земле придумают, как их спасти. Что сумеют запустить какую-нибудь спасательную капсулу, благо они так близко – рукой подать.
Милая моя Оля. Я пишу тебе и даже не знаю, успею ли передать это письмо на Землю. Сейчас по всем доступным нам каналам связи мы перекачиваем на Землю результаты наших наблюдений. Если передадим все и связь все еще будет работать, а компьютер жив – на Землю полетят наши письма. Знай, что я тебя люблю и люблю нашего сына, хоть и не разу его не видел. С самого нашего старта я предчувствовал, что нам не удастся вернуться, хотя и не понимал, почему. Жалею ли я, что ввязался в эту историю – скорее нет. Мне конечно до чертиков обидно, что я не смогу обнять ни тебя, ни нашего мальчишку не из-за какой-то глобальной катастрофы, а по такой нелепой причине. Мы настолько умны, дальновидны, что способны открыть себе путь к другим мирам. Мы научились бороться с отсутствием гравитации и магнитного поля, защищаться от космических лучей и солнечной радиации, обманывать свой организм, вынуждая его нормально функционировать, в условиях, в которых он работать не может. И мы, как человечество, не можем защититься от собственной глупости и безответственности. Мы отрезаем себе путь домой из-за банальной недальновидности и неаккуратности. Но я пишу тебе это не для того, чтобы ты жалела нас или злилась на тех, кто мог нам помочь, но не сделал этого. Нет. Я пишу тебе это все для того, чтобы ты нашла способ научить нашего сына и, может быть, его друзей, тому, что любая неаккуратность обходиться нам слишком дорого.