Ничего славного в этом деле не было, любимая, и ни следа опасности. Но, что забавно, француза тоже можно назвать фрегатом. Это наша старая „Гиена”, дурацкий двадцативосьмипушечник, древний как Ковчег, французы пленили его, когда я еще был мальчишкой. Он был перегружен артиллерией и французы „разжаловали” его в корвет, с 24-фунтовыми карронадами и двумя длинными девятифунтовками. Я вначале едва узнал его, так он изменился. Но для нас это все еще фрегат, и, конечно, он снова будет включен в списки (он прекрасный ходок, особенно на попутных ветрах, и мы почти не повредили его, так, содрали несколько листов меди из обшивки). А это уже боевые выплаты, и, ведь есть еще шнява-„гвинеец”. Она для нас, конечно, никакой не приз — это английское судно, но это спасенное имущество и оно должно принести неплохую толику наличных. Так что, если требуется замена кухонного котла — пожалуйста, не стесняйся. К сожалению, из этого возьмут адмиральскую долю. Хотя я действую по прямому приказу Адмиралтейства, старый хитрый пес прибавил какой-то чепухи от себя, чтоб наложить лапы на свою одну восьмую, если мы что-то возьмем. И это, представь, он сделал сразу после обеда, на голубом глазу, весело посмеиваясь. Все адмиралы одним миром мазаны, и, я чувствую, нечто похожее ждет нас и на Мысу.»
Едва Джек написал последнее слово, как мрачное напоминание Стивена о строжайшем соблюдении тайны всплыло в его мозгу и он аккуратно переправил в письме на «Место нашего назначения» и, затем, вернулся к «гвинейцу». «Обычно на таких возят негров в Вест-Индию, что бы, конечно, добавило, еще к его стоимости, но, пожалуй, оно и к лучшему, что „черного дерева” на борту не было. Стивен так ненавидит рабство, что, полагаю, мне бы пришлось высадить его на берег — чтоб ему не быть повешену за мятеж на борту. Последний раз во время обеда в кают-компании, Эйкерс, первый лейтенант, начал разговор на эту тему, но Стивен оборвал его столь грубо, что мне пришлось вмешаться. Мистер Фаркьюхар придерживается того же мнения, что и Стивен, и, я думаю, они правы. Это очень грустное зрелище, хотя иногда начинает казаться, что пара послушных, крепких молодых негров, преданных своему долгу и не требующих платы, чрезвычайно пригодилась бы в Эшгроу-коттедже. И раз уж я о коттедже, я отписал Оммани, чтобы он сразу отослал тебе все, что удастся получить за „Гиену”, и, прошу тебя, не откладывая купи себе ротонду и палантин против этих чертовых сквозняков, и…» Далее следовал список домашних дел: котел, естественно; переложить дымоход в гостиной; нанять Годби для ремонта крыши; купить стельную джерсейскую корову, посоветовавшись с мистером Хиком. «Дорогая, время заканчивается», — продолжил Джек. «„Гиена” уже поднимает шлюпки на борт, а шнява снимается с якоря. Возможно, мы зайдем на Св. Елену, но, скорее всего, я прощаюсь с тобой до нашего прибытия в порт назначения. Боже, храни тебя, любимая, и наших детей.» Он вздохнул, улыбнулся и собрался запечатать письмо, когда вошел Стивен, усталый и осунувшийся.
— Стивен, — обратился к другу Джек, — я как раз пишу Софи. — Хочешь что-нибудь передать?
— Любовь, конечно. И комплименты миссис Вильямс.
— Боже! — завопил Джек, быстро дописывая, — спасибо, что напомнил. Я тут объяснил про леди Клонферт, — добавил он, запечатывая конверт.