Услышав, как парень окликнул меня, заметив издалека, я вздрогнула. В руке я всё ещё держала телефон, который лишь чудом не выронила и не разбила, так что почему-то первым делом я решила посмотреть на время. Ровно девять. Время окончания занятий. Гардинер пришёл вовремя, это я не смогла продержаться и десяти минут.
Криво усмехнувшись, я была рада хотя бы тому, что слёзы не текут. Как говорится, только этого не хватало для полного счастья. Я даже не знала, как именно сейчас отношусь ко всему этому. С одной стороны, я попадала в передряги и похлеще. Чего уж там, когда Фил подсунул мне флаг, сказав, что я должна пройтись в нём и только в нём по всей школе, я испытала такое унижение, что разрыдалась прямо при своём тогдашнем обидчике. Сейчас никто, кроме тех двоих, не видел меня, никто, кроме них, не смеялся надо мной. В конце концов, когда всё происходило, я даже толком ничего не соображала, чувствовать что-либо по этому поводу начала только сейчас. Отчего же тогда было так мерзко?..
Не дождавшись моего ответа, Фил быстро подошёл ближе, становясь прямо напротив меня. Тут же посмотрев на его лицо, я успела увидеть, как остаток улыбки пропал, так как парень нахмурился, внимательно оглядывая меня с головы до ног. Он уже хотел было что-то сказать, как я, сама не ожидая от себя, с улыбкой произнесла:
- Ты вовремя.
Глаза Гардинера округлились, будто ему открыли какую-то тайну Вселенной, сама же я, игнорируя боль в разодранной руке, обхватила его локоть, добавив:
- Если позволишь дойти до дома в полной тишине и рассказать всё, когда немного приду в себя, буду безмерно благодарна. Пожалуйста? – последнее слово прозвучало жалко, но в тот момент мне настолько не хотелось обсуждать произошедшее, причём без видимых на то причин, что я готова была проигнорировать это.
Я взглянула в его глаза, которые в слабом освещении в очередной раз казались полностью чёрными, надеясь, что никто не будет из меня ничего выколачивать. Ожидая любого ответа, я не удивилась, а лишь благодарно улыбнулась, когда Фил, не сказав вообще ни слова, молча кивнул, потянув меня за собой в направлении к моему дому.
По пути меня посетило много мыслей. Пожалуй, даже слишком много, поскольку не удалось упомнить даже половины из всего того, что я передумала за то время, что мы шли. Наверное, оно было и не важно, раз не могу вспомнить. Ну, обычно мама говорила именно так.
Когда мы с парнем наконец-то подошли к моему дому, прежде, чем завести его во двор, я спросила:
- Зайдёшь?
- Ты спрашиваешь так, будто у тебя был шанс избежать разговора, отправив меня восвояси, - ухмыльнувшись, сказал Гардинер, невольно заставляя меня сделать то же самое.
Сказав что-то неопределённое в ответ, я поманила его за собой, приглашая в дом. Однако, стоило оказаться внутри, как я сразу поняла: что-то не так. Глядя на полки для обуви, которые каждый вечер принимали один и тот же вид, изредка изменяясь, если к нам приходили гости, я сейчас смотрела на них и не находила какой-то важной детали. Опустившись на колени, я, под удивлённым взглядом шатена, явно непонимающего, что происходит, принялась рыскать по полкам, пытаясь понять, чего не хватает и что не так, хотя на первый взгляд всё было как обычно. Но чего-то же не хватало.
И когда до меня наконец-то дошло, я, ничего не объясняя, вскочила с места и поспешила в гостиную, принявшись звать маму. Но на первом этаже её не оказалось, а на мои крики Люси не отзывалась. И я уж было решила, что каким-то неведомым образом она выбралась из дома, ведь её-то обувь стояла на месте, как вдруг увидела женщину, которая, застёгивая последние пуговицы своей тёплой кофты, спускалась вниз по лестнице. Выражение её лица было нечитаемым, однако было что-то в её взгляде… Что-то, что я обязательно смогла бы разгадать, если бы меня не волновала другая вещь.
- Мам, почему папа ещё не вернулся? – выкрикнула я, опасаясь, что она так и не откликнется, а просто возьмёт и уйдёт, поскольку, проигнорировав не менее шокированного, а может даже и больше, чем я, Гардинера, подошла к вешалке с верхней одеждой, стягивая тёплое пальто. Я, не теряя времени, продолжала засыпать её вопросами: - Он уехал в командировку? Но разве он должен был? Почему на полке с обувью на том месте, где уже должны стоять его туфли, до сих пор тапочки?
Это и было той вещью, которая тут же показалась мне странной. Стоило сказать это, как мама и Фил, словно по команде, взглянули на злополучную полку. В нашей семье было заведено: утром, обуваясь, мы ставили тапочки на то место, где до этого стояла обувь, в которой вышли на улицу. По возвращении же, ставя её обратно на полку, мы забирали свои тапочки и продолжали ходить в них по дому, что тут же давало остальным возможность понять, кто уже дома. И вот Роберта дома не было. Именно это тут же показалось мне неправильным.
Глубоко вздохнув, Люси, всё ещё не смотря на меня, сказала:
- Он не пришёл. Позвонил и сказал, что задержится на работе, утверждая, будто дел у него на всю ночь. Но ты сама знаешь, что такого просто не бывает! Даже когда компании грозило разорение, а мы рисковали остаться без дома, переехав на улицу, Роберт всё равно возвращался в дом, чтобы спокойно поспать хотя бы несколько часов! И именно сейчас этот человек пытается убедить меня, что действительно будет работать всю ночь?! Ну уж нет, я… - Люси вдруг запнулась, так как наконец-то посмотрела на меня.
Поначалу я сама не поняла, что именно её так шокировало, потому как настолько сильно была поглощена мыслями о папе, что забыла о своём внешнем виде. Несколько раз моргнув, я, вдруг осознав, что сама ещё не видела себя при нормальном освещении, решила посмотреть на свои руки и колени. И если последние были ещё ничего, разве что джинсы испачкались, но даже не порвались, то обе руки были поцарапаны, а одна, на которую пришёлся чуть более сильный удар, была рассечена так, словно я на стекло упала. К счастью, рана не выглядела очень большой и кровь уже хоть немного запеклась, иначе паники со стороны Люси было бы не избежать.
- Спокойно, - примирительно подняв вверх руки, однако достаточно быстро осознав, что это было весьма опрометчиво с моей стороны, и тут же спрятав их, сказала я. – Я у нас кто? Человек-косяк. Что входит в мои обязанности? Спотыкаться, падать и ранить себя. Ничего нового и ничего серьёзного, не волнуйся. Фил поможет мне обработать раны.
Гардинер, не ожидавший такого поворота событий, а также того, что моя мама тут же обернётся к нему, требовательно глядя в глаза, сконфуженно улыбнулся и, стараясь, по всей видимости, выглядеть не растерянным, что так или иначе плохо у него получалось, сказал:
- Да, помогу. Всегда хотел. Поступление в медицинский. Практика, - он кивнул, подтверждая свои слова и дожидаясь, пока женщина наконец-то отвернётся от него, после чего убийственно посмотрел на меня.
Если и был такой человек, рядом с которым шатену было сложно подбирать слова, так это моя мама, хотя я не знала причин этому. Сам же Фил называл это «Аурой убийцы». Ему всё казалось, что при любом неправильном его движении или слове Люси испепелит его, что странно. Потому что, когда общались, у них были достаточно неплохие отношения и даже диалоги нормальными получались…
Люси вздохнула, в очередной раз осматривая меня с головы до ног, и сказала:
- Раздевайся, я могу и сама всё обработать. К тому же, надо сперва промыть раны, вдруг…
- Мам, всё правда нормально, мы и сами справимся, - постаралась заверить её я, поскольку другая проблема волновала меня куда больше, нежели мои ранки. – Ты собиралась за папой, да?
- Именно за ним я и собиралась, - женщина нахмурилась. – Ишь, чего удумал! Четвёртый десяток близится, а он до сих пор, как ребёнок, бегает от меня, стоит заявить, что нам необходимо поговорить! Если ты не знала, Кэтрин, то у меня всегда было два ребёнка: ты и твой папочка. И, знаешь, порой я сомневаюсь, кто старше.
Я усмехнулась, когда она ненадолго замолчала, чтобы перевести дух. Я правда не знала, что она так думает о папе. Для меня он всю жизнь был взрослым человеком, мама же осталась одной из немногих, кто знал его совершенно с другой стороны – примерно в том возрасте, в котором сейчас мы с Филом. Поэтому весьма логично было предположить, что её мнение в корне отличается от моего, и всё же это не переставало быть странным.