- В любом случае, - подала голос Люси, - пора уже покончить с этим. Если дело дошло до побега из дома, значит с ребёнком определённо не всё в порядке. Нам надо поговорить. Даже если он не на работе, я подамся в сыщики, буду отслеживать его кредитные карточки и найду, в каком отеле он остановился, предварительно обзвонив всех родственников и узнав, не ночует ли он сегодня у них. Пусть за уши, но я приволоку твоего отца домой, Кэтрин. И больше не буду допускать такого.
В этот момент мне захотелось и смеяться, и плакать одновременно, что уже попахивало психическим расстройством, но я всё ещё никак не могла решить, чего хотелось больше, поэтому стояла с, по всей видимости, каменным выражением лица. Это застало маму врасплох, поэтому, повинуясь какому-то неведомому инстинкту, она подошла ко мне и аккуратно, будто боясь причинить боль, обняла меня, тихонько прошептав:
- Прости меня, что пришлось пережить такое, малышка. Меньше всего на свете я хотела, чтобы мой ребёнок проходил через такое. Я виновата, я же всё и исправлю. Если я не в силах опровергнуть слухи, я могу попытаться хотя бы заставить твоего отца поверить, что всё у нас хорошо. Ты отпускаешь меня? Или нужно побыть с тобой? Я же вижу, что что-то не так. И хочу остаться.
По какой-то причине не отвечая на её объятия, я покачала головой из стороны в сторону и, отстранившись, сказала:
- За мной есть, кому присмотреть, мам. Иди к папе и верни его сюда.
Как-то странно посмотрев на меня, Люси с явной неохотой кивнула. Если со стороны моё поведение могло показаться актом доброты и понимания к родителям, то нет. Я была, буду и есть эгоистка, по всей видимости, до мозга костей. Потому что сейчас я мечтала, чтобы она поскорее ушла и поскорее вернулась с отцом. Тогда я смогла бы сделать то, что захотела уже достаточно давно: обнять их и заснуть в такой позе, чтобы они успокаивали меня и жалели.
Попрощавшись с мамой, я с каким-то странным чувством осознала, что Фил всё ещё здесь, и это я его пригласила. Сама. И то ли я такая непостоянная, то ли ещё что, но в один миг мне захотелось, чтобы он ушёл. Внезапно захотелось забиться в ванную и посидеть там в углу в полном одиночестве, чтобы никто не трогал и никто ни о чём не спрашивал. Гардинер выжидающе посмотрел на меня. Я почему-то отвела взгляд.
- Можешь идти, я сама справлюсь, - на удивление ровно произнесла я тоном, не терпящим возражений. – Извини, что пришлось постоять здесь и послушать всё это, к тому же, я сама тебя позвала…
- Уже прогоняешь? – усмехнувшись, спросил парень. – Болеющего человека выгонишь ночью на морозный воздух?
Отодвинув подальше обувь (я и не заметила, как он разулся), парень, не дождавшись ответа, прошёл мимо меня, оказываясь в гостиной, после чего, обернувшись, спросил:
- Ты так и будешь там стоять? Твой же дом, проходи.
- Вот именно, мой дом, - сказала я, при этом мой голос показался настолько холодным, что самой страшно становилось. – В моём доме я хочу и могу побыть одна, так что, будь добр…
Закончить мне не дали, так как Гардинер, игнорируя абсолютно все мои слова, вдруг в несколько шагов приблизился ко мне и, нежно прикоснувшись к плечам, аккуратно притянул к себе, устраивая одну свою руку на моём затылке, а другую – на талии. Он не держал меня крепко, в любой момент я могла вырваться, однако стояла на месте.
- Отпусти, - попросила я, не желая вырываться и доводить дело до ссоры. – Ты знаешь, что я не люблю, когда меня трогают, если я злюсь.
- Ты злишься? – спросил шатен, принявшись поглаживать меня по голове, что успокаивало.
Я вздохнула. Как и прежде, всё ещё трудно было разобраться в своих чувствах, которых до сих пор было слишком много, поэтому я не могла выделить основное. Злилась ли я? Да, я злилась. Я злилась на то, что сейчас начала сомневаться во всём и вся. Меня не должны были трогать слова Джона, но трогали, поэтому злость постепенно перерастала в бешенство. Но при этом я не могла не признать, что была и напугана произошедшим. Ещё я была растеряна. Ещё внутри теплилась надежда, что у родителей всё может наладиться. Было слишком много всего для одного раза.
Чуточку позже появилось ещё какое-то чувство. Оно было неясным и пока что едва различимым на фоне всех остальных, но каким-то странным образом заглушало всё остальное, оставляя после себя несколько странный, но приятный осадок. И что-то подсказывало мне, что дарили мне его объятия Гардинера.
- Да, я злюсь, - сказала я. – И прежде всего на себя, потому что отреагировала на это гораздо острее, чем должна была.
- Расскажешь, что «Это»? – спросил парень, всё ещё не отстраняясь от меня и поглаживая голову, мягко перебирая волосы, вызывая мурашки на спине своими действиями.
На какое-то время я задумалась. Рассказать всё означало вылить на него всё и сразу гораздо раньше назначенного срока – недели. Также это означало, что придётся рассказать и о Рэнди… А насчёт него я не была уверена. Что касается меня, то я не поверила ни одному слову Джона касательно того, что именно он взял и рассказал обо всём. Но ладно я, ведь мы с рыжиком хотя бы общались, но Фил… Я не была уверена в том, как он отреагирует, да и неправильно это как-то.
- Если начну сейчас, то через неделю нам не о чем будет говорить, - сказала я.
- Будет, - вдруг ответили мне. – Всегда останется и моя история.
- Но план…
- Не все разговоры должны быть запланированы. Иногда нужно просто рассказать, когда того требует ситуация. Ты ведь хочешь рассказать, правда? К тому же, - он отстранился и, взяв одну мою руку в свои, рассматривая засохшую рану, сказал: - Это – не то, что я могу просто проигнорировать и позволить тебе рассказать через неделю.
Проследив за его взглядом, я тоже посмотрела на свою рану. Да, не мешало бы промыть её, прежде чем обрабатывать…
- Хорошо, - на выдохе произнесла я. – Только тогда я вывалю на тебя всё, абсолютно всё. То, что собиралась рассказать через неделю, я расскажу тебе сегодня. Потому что не знаю, хватит ли мне духу повторить это ещё раз. Я слишком легко нахожу поводы, чтобы молчать.
Фил кивнул, а потом потянул меня за собой в ванную, чтобы промыть увечья. Предварительно переодевшись у себя в комнате и обнаружив, что одно колено у меня было здорово ушиблено, а второе – разодрано, я лишь вздохнула, пожелав, дабы это всё зажило как можно скорее. Даже если теплеть будет не скоро и мало кто увидит это под слоем верхней одежды, осознание того, что колени у меня выглядят так, будто я по горам лазала, не внушало радости.
Этот разговор определённо был не таким, как я планировала. Прежде всего, наверное, потому, что действительно был внезапным. Мы не сели, как я себе представляла, за стол и, глядя друг другу в глаза, не принялись разговаривать. Прямо в ванной Гардинер попросил начать, потому я просто говорила и говорила, где придётся. Я говорила, сидя на краю ванной, когда парень промывал мои колени и вытирал их после полотенцем. Говорила, когда по лестнице он вёл меня на кухню, так как аптечка у нас была не где-либо, а там. Говорила, сидя уже в гостиной на диване, пока шатен мазал мои руки и ноги и даже дул на ранки, если я вскрикивала от того, что их щипало.
И если в первый раз я сдерживалась, то теперь выпалила действительно всё, что могла. Коль ему в общих чертах было известно о ситуации моих родителей, об этом говорилось не так много. Большая часть была посвящена моим рассказам о курсах. О Рэнди, о Джоне, о настоящей причине, по которой я решила прервать нашу поездку, а также о сегодняшнем инциденте. Слушая последнюю часть, парень заметно напрягся, однако опасалась я не того, что он решит наломать дров, а того, что так реагирует он на Рэнди. Не могла понять, почему мне так упрямо не хотелось верить в его причастность к этому, но я всё ещё оправдывала его.