- Командиром роты народной милиции.
- И с ротой то же самое творить будешь? Мне на мотоцикл-то твоего завода теперь страшно садиться, а тут сто лбов! Да еще инвалида войны оскорбил. Вернешься -- еще раз извинишься перед лейтенантом Алмейдой и распустишь своих ребят, ладно?!
- Да понял, дурак я. Вечером заходи, расскажу, как эти придурки нам попались.
- Не зайдешь, уезжаю на две недели. Ладно, надеюсь, что большого скандала не будет. Давай там без приключений, хорошо?
- Да понял, понял...
Марсела достала брелок, сняла цепь со служебного мотоцикла и тронулась с места, махнув на прощание Али.
2.
В кабинете Марсела посмотрела на часы -- до совещания оставалось пятнадцать минут, как раз на разговор с Сеском, если он не занят (о худшем не хотелось и думать). Ждать ответа пришлось больше минуты и, наконец, на фоне помех (связь в Турции, естественно, работала отвратительно) показалось усталое небритое лицо Сеска.
- Как ты?
- Спасибо, бывало много лучше. Держимся, конечно, но...
- Наконец могу тебе сказать -- завтра буду в Европе. До последнего момента от греков зависело - могли вообще отказаться принять, но всё же на переговоры согласились. На три дня на Пиренеи, потом к ним. До Греции лечу с Мендосой, дальше он один в Турцию.
Начальник департамента капстран Европы Хосе Мендоса, пожилой бывший профессор, был гражданским, на Марселу же распространялся запрет на транзит военнослужащих через греческую территорию.
- Черт, так близко же, но сейчас мне не до отпусков, не поймут.
- Понимаю, дорогой.
Марсела поглядела на календарь -- день рожденья Сеска приходился как раз на ее командировку.
- Ладно, до конца моей командировки месяц, а там всё и отпразднуем -- и твой день рожденья, и мой, и то, что турки держатся, несмотря на всё. Пепе как?
- Обклеил стены в нашей комнате распечатками твоих репортажей, представляешь? С Али и Тоньи о тебе тоже может часами говорить.
Впервые за разговор Сеск улыбнулся.
- Ладно, лишь бы ко мне не сбежал, а ради такого мне здесь всё-таки стоит выжить. Чёрт возьми, мы же еще прогуляемся втроем по Монтевидео!
- Ну а как же иначе? Помни, мы тебя ждем.
- Встретимся! Ладно, Селита, мне пора.
- Я тоже на совещание. Удачи, любимый!
----
Шесть лет назад в блиндаж Марселы позвонили из политотдела корпуса.
- Полковник Флорес, слушаю.
- Подполковник Гальего. К вам направили пиренейского корреспондента -- хочет у вас взять интервью, а дальше на передний край. Найдется полчаса поговорить?
- Скажите, чтобы в тринадцать тридцать прибыл.
- Понял, передам. Парень и нашей дивизией интересуется, и Пунта-Аренасом -- вам же есть о чем рассказать?
Через два часа в дверь Марселы постучали.
- Войдите!
На пороге вместе с капралом Гарсией, ординарцем Марселы, стоял молодой человек лет двадцати пяти в пиренейском камуфляже без знаков различия.
- Товарищ полковник, Франсеск Эстевес-и-Родж, корреспондент издания ``La Veu del Poble'` - ``Голос народа'`. Разрешите войти?
- Конечно, присаживайтесь.
В конце интервью, во время которого корреспондент успел спросить ее как о положении дивизии, так и о ее собственном прошлом -- восстании в ее родном Пунта-Аренасе, командовании силами, удерживавшими город после этого и соединении с регулярной революционной армией, Марсела спросила у него:
- Скажите, а как воспринимается наше дело в вашей стране? Вы ведь приехали сюда добровольно?
- Разумеется. Я же житель приграничья -- я каждый день наблюдаю, скольких сил нашей республике стоит защита от угроз Еврофедерации. Было бы позором для нас не помочь народам, которые только борются за свою свободу!
- Спасибо. Поберегите себя, прошу -- вашей стране люди тоже еще пригодятся.
- Важно, чтобы они знали о том, что, возможно, скоро им придется воевать так же, как здесь. Иначе можно стать вечными рабами Берлина и Брюсселя. У нас ведь до сих пор даже в Женералитате раздаются голоса, что лучше бы Каталонии стать маленькой нейтральной страной -- вне Федерации, вне СВП - и пытаться договориться о списании долга и снятии блокады, как это сделали греки. Если эти люди придут к власти, я первый разобью свою камеру и вместо нее возьму в руки автомат!
Этими словами закончилась первая встреча Марселы и Франсеска, и сколько же раз потом они ее вспоминали!
Через месяц после первой встречи Сеск Эстевес понимал, что его судьба будет полностью зависеть от отношения Марселы к нему. Оказался бы у нее муж или возлюбленный, сочла бы она его неинтересным ей юношей (``юноше'` было двадцать четыре года, и он уже прошел Андорру не как корреспондент, а как командир), или нашлась бы еще какая преграда -- он остался бы одиночкой до конца жизни или сознательно бросился бы под пули.
Чаще бывать в штабе полка вместо переднего края? Его бы тогда скорее сочли за труса. Был бы он студентом в Жироне, как еще два года назад, он бы начал напиваться, но этого на фронте делать было нельзя.
Франсеск сознательно нагрузил себя таким количеством работы и таким риском, что больше работать и рисковать было бы невозможно, и стал бывать в штабе еще реже, поскольку минутные случайные встречи скорее заставляли его задумываться, чем радовали.
До его отъезда обратно оставалось всего четыре дня, когда почти случайно он узнал, что в течение следующей недели исполнять обязанности командира полка будет начальник штаба подполковник Романо, и в череде дел нашел такое, которое привело его в штаб.
- Франсеск? Рада видеть, хотя выглядите плохо. Но хорошо, что увиделись -- дали отпуск на неделю, навестить сына у родни в Пуэрто-Монтте, боялась не увидеть вас больше. Устали, наверное? Наслышана о вашей работе, мало таких корреспондентов встречала.
- Тоже рад попрощаться, хотя вышло случайно. Стараюсь.
- Стараться надо, но сколько же вы спали последний раз и когда?
- Последний раз -- всего полчаса назад, в джипе по пути в штаб.
- Всё ясно. Человеку, заснувшему в джипе, надо по крайней мере отоспаться как следует, а материала вы собрали достаточно. Есть у меня тут комната с диваном.
- Да я уж как-нибудь...
- Не надо.
Сколько часов проспал Франсеск, сам он не представить не мог, но от того, что день и ночь у него давно были неразличимы, к одиннадцати вечера, когда даже штаб полка начал погружаться в сон, кроме комнат дежурных, он проснулся, начал ворочаться и наконец почти в двенадцать встал с кровати и включил свет. Пять минут спустя вошла Марсела.
- О, а вот и наш герой диктофона проснулся. Рада еще раз видеть. Выпьем чаю, раз вы проснулись, а я еще не легла. И мне кое-что надо вам сказать.
- И что же?
- К тридцати годам я научилась понимать, что значат взгляды и интонации мужчины, даже если он не способен выразить это словами и не понимает, что сказала бы ему я.