Тискаребай заметил вдруг, что в воздухе какие-то посторонние примеси, дышать всё тяжелее, иногда просто невмоготу, запах аммиака с ацетоном мешался с запахом выхлопных газов, люди прямо на автобусных остановках пачками падают в обморок, и их даже полиция не забирает, понимает, что это не от пьянства, а от хлорбензола. Заметно менялся и окружающий пейзаж. Везде вместо привычных деревьев, трав, цветов торчат какие-то трубы, блоки, бочки. Пахнет нефтью, газом, тяжёлой фракцией углеводородов и дихлорэтилпропаном.
– Дело в том, – смущённо оправдывается главный инженер, – что мы строительство жилых зданий перенесли из зоны зелёных насаждений в промышленную зону. Запашок, конечно, немного есть, но к нему постепенно привыкаешь, зато, обратите внимание, никаких гостей! Даже по воскресеньям.
Тискаребай действительно заметил, что по воскресеньям гостей здесь не бывает. Это подтвердил и старик-старожил из крайнего подъезда пятиэтажки.
– Надо же! – растроганно говорил старик, обнимая Тискаребая и его спутника. – Сорок лет уже не видел гостей. Даже угостить некого. Хотя и угощать нечем. Пенсию задерживают.
– А соседи навещают? Хотя бы изредка?
– Нет, не навещают. Совсем забыли старика. Соседи или померли, или разъехались. Хоронить некому, да и не в чём. Проходите в дом, подышим свежим воздухом. Чайку, может, с дороги? Или что-нибудь покрепче?
– А где он, свежий воздух? – на всякий случай поинтересовался Тискаребай, который любил изучать быт и нравы местных жителей.
– Здесь он, свежий воздух. В квартире. Относительно свежий, конечно. В ваших краях, наверно, говорят: выйдем на улицу подышать свежим воздухом. А у нас – наоборот. На улицу выходить опасно. А вы давно в промзоне? Молодцы, сумели живыми-здоровыми сюда добраться. Это редко кому удаётся.
Отдохнув и закусив с дороги, главный инженер предложил Тискаребаю выбрать себе квартиру в новой девятиэтажке, построенной рядом. В полной уверенности, что гостей здесь не бывает.
Однако многоопытный Тискаребай уже успел заметить, что здесь не только гостей, но и жильцов не бывает. И Тискаребай решил повременить с заселением. Он никогда не торопился с принятием окончательного решения. Тщательно взвешивал за и против, чтобы потом не раскаяться, как тот старик, не видевший сорок лет гостей.
По спецзаказу
Надоело Тискаребаю постоянно путешествовать, в чём-то разбираться, вникать в какие-то проблемы. Должен же человек наконец-то задуматься и о личной жизни. Хотя, как известно, общественное у нас прежде всего. Словом, вздумал Тискаребай жениться, построить свой дом, создать в нём комфорт и уют. И невесту он себе выбрал со вкусом. Имя этой женщины – Ынгайбика – прямо-таки подходит к её характеру. В отличие от многих других жен она оказалась покладистой, сговорчивой, понимающей мужа с полуслова. Тискаребай мечтал именно о такой подруге жизни, с которой не страшны никакие трудности и превратности судьбы.
Таким образом, на какое-то время наш герой целиком окунулся в гущу нескончаемых семейных и хозяйственных забот.
– Шторы надо бы повесить, – сказала как-то Ынгайбика, заботливо оглядывая семейный очаг. – Сходи, пожалуйста, милый, купи гардину.
Слово жены для Тискаребая – закон. Он тут же бросился в магазин. Особо не прицениваясь и не выбирая, подхватил гардины и – скорее домой. Разлука с любимой супругой даже на короткое время была для него невыносима. Дома распаковали покупку и – что такое?! – карнизы-то кривые, косые, поржавевшие.
В данном случае вполне можно было бы ожидать взрыв негодования со стороны жены. Однако Ынгайбика показала себя не только хозяйственной, но и очень тактичной и воспитанной женщиной. Не стала устраивать скандала по поводу неудачной покупки, только заметила с юмором, что, оказывается, есть в мире вещи ещё боже кривые и косые, чем её муж. И с чувством поцеловала мужа в его кривой нос.
Тискаребай, окрылённый таким знаком внимания, взобрался было на табурет, чтобы приладить гардины, но, не удержав равновесие, ударился своей кривой головой о стекло и разбил его.
Вот ведь невезение. Но и в этом случае Ынгайбика выдержала характер. Не отругала неуклюжего гардиновешателя, не посетовала на свою женскую долю, дескать, вот ведь, связала свою судьбу с этаким растяпой и неумёхой. Наоборот, сделала вид, что ничего не случилось. Подумаешь, стекло разбилось, большая важность. В такое время живём, человеческие судьбы разбиваются, и то ничего. Не возмущаются. Не протестуют. Потому что сколько можно возмущаться и протестовать? Всё равно никакого толка. Когда всем «всё равно».