— Я понимаю. Но так твои ноги сопреют. А я могу устранить запах. Садись на скамью.
Фрост сел и принялся развязывать шнуровку, но Мерана опустилась перед ним на колени и отвела его руки.
— Я и сам могу… — начал капитан.
— Нет, я это сделаю, — мягко, но решительно сказала девушка.
Сообразив, что сопротивление ничего не даст, наемник прислонился к стене, прикрыл глаз и глубоко затянулся.
Мерана сняла сапоги и носки.
— Я сейчас вернусь, — сказала она.
Девушка проворно вскочила на ноги и выбежала из дома. Фрост прикончил одну сигарету и закурил другую. Он чувствовал себя очень уставшим. Мерана появилась через пять минут с тазиком воды.
— Я помою тебе ноги, — сказала она.
— Да не надо же, — возразил капитан. — Я их только что мыл в реке.
Девушка усмехнулась.
— Ты не мусульманин, капитан, поэтому я не обязана повиноваться тебе. Не спорь, сейчас я займусь твоими ногами.
Она поставила тазик на пол и погрузила в теплую воду правую ногу капитана. Тот почувствовал какое-то странное жжение, кожа словно начала гореть.
— Что там такое?
— Ничего страшного, — ответила Мерана. — Я не знаю, как это будет называться по-английски. Это такая особая мазь, бальзам, приготовленный по старинным рецептам. Твои ноги теперь не сопреют.
— Ну, ладно, — согласился Фрост. — Пожалуй, надо довериться тебе.
— Это будет разумно, — кивнула девушка. Капитан слегка наклонился вперед и положил руку на ее голову, прикрытую платком. Мерана резко выпрямилась и схватила его за запястье.
— Нет…
— Но ты ведь моешь мои ноги, — сказал наемник негромко, — значит, я могу посмотреть на твою голову.
Глаза девушки блеснули, и она позволила платку соскользнуть на плечи. Ее густые черные волосы блестели в лучах солнца, которые проникали сквозь незастекленное окно.
— Почему ты не хочешь быть настоящей женщиной? — мягко спросил Фрост. — У тебя бы это получилось. Твои руки такие нежные.
— В моей семье не осталось мужчин, которые могут сражаться с русскими. Поэтому я должна это делать.
— Все равно, это не женское занятие.
Фрост погасил окурок о стену и выбросил его в окно.
— Я не похожа на других. Давай вторую ногу.
Капитан протянул ей вторую ногу.
Затем он спал до самого вечера, а когда проснулся, сапоги стояли рядом с его грубым ложем. Наемник взял их в руки и убедился, что неприятный запах исчез, но появился другой, напоминавший аромат настоянного на травах чая.
На соседнем соломенном тюфяке пошевелился Акбар.
— Это Мерана, — пояснил он, закрыл глаза и перевернулся на другой бок.
— Понятно, что Мерана, — кивнул Фрост и еще долго смотрел на свои вычищенные и благоухающие сапоги.
Глава тринадцатая
— Ему уже сто лет, — сказал Акбар. — А его ружье еще старше. У него очень быстрая лошадь, и первую половину пути он будет держаться впереди нас, хотя и не скроется из виду. Так что не стоит пытаться угнаться за ним. Это бесполезно.
Фрост посмотрел на человека, о котором говорил патан, и покачал головой.
— Сто лет?
— Да, — кивнул проводник. — Боюсь, что скоро он уже не сможет делать то, на что способен сейчас. В его голосе звучала грусть.
— И так возраст более чем почтенный, — ответил наемник, прикуривая сигарету.
— Это все наш горный воздух, — пояснил Акбар. — Он чист, как дыхание ребенка.
Патан глубоко вдохнул, его широкие плечи расправились, грудная клетка выгнулась колесом.
— Здесь хорошее место для мужчин, — сказал он, а заметив пробежавшую мимо Мерану с автоматом в руках, добавил: — И для женщин тоже. Пойдем, капитан, я хочу поговорить с тобой.
Фрост кивнул, похлопал по шее выделенную ему лошадь, и они с Акбаром двинулись в сторону от селения. Проводник говорил ему, что весной и летом тут бывает много зелени, но сейчас вокруг виднелись одни только голые серые камни.
— О чем ты хочешь говорить? — спросил наемник, прикуривая очередную сигарету.
— О женщине, о Меране. Ты сумел пробудить ее душу. Этого не удавалось никому с момента гибели ее семьи. А ведь уже прошло два года. Первый раз при мне она ведет себя, как человек и женщина, а не как бездушный инструмент для убийства.
— Но ей всего лишь шестнадцать, — сказал Фрост. — По-моему, у нее только сейчас и пробуждаются настоящие человеческие чувства и реакции. А я по возрасту вполне мог бы быть ее отцом.
Капитан усмехнулся. Патан покачал головой.
— Посмотри на Хаджи, — вытянул он руку, показывая на человека, о котором недавно говорил. — Ему уже сто лет или даже больше, а его жене — меньше тридцати. И они живут очень хорошо. А у тебя есть жена, капитан?
— Нет, — ответил Фрост. — Но есть женщина, с которой я живу, и когда-нибудь мы поженимся, если она примирится с моим образом жизни. Ее зовут Бесс. Она очень красивая, и внешне, и душой.
— И ты никогда не проводишь время с другими женщинами? — спросил проводник.
— Ну… — неопределенно протянул Фрост, бросая сигарету на землю и затаптывая ее каблуком. Сапоги все еще сохраняли тонкий аромат трав. — Тут другое… Я хочу сказать, что у меня уже есть женщина, постоянная, а Мерана слишком молода для меня. Я же все-таки американец, и у меня свои понятия об этом. Но она очень красивая, это да.
Акбар чуть улыбнулся в усы.
— И все-таки, если ты когда-нибудь захочешь провести с ней время как с женщиной, я буду смотреть в другую сторону. Даже не ради тебя — ради нее. Меране очень нужно, чтобы кто-то вдохнул в нее новую жизнь, дал ей толчок. И я подумал, что у тебя это получилось бы лучше, чем у кого-то из нас. Но решать, конечно, будешь ты сам.
Говоря это, Акбар старательно сворачивал сигаретку, которую теперь сунул в рот.
— Я слышал, что мусульманам нельзя курить, — сказал Фрост. — Так же, как и пить.
— Нет, курить Коран не запрещает, — ответил патан. — Да к тому же я не такой уж ревностный мусульманин. Но ведь и ты не образец христианина, правда, капитан?
Акбар рассмеялся, похлопал наемника по плечу и двинулся обратно к лошадям. Фрост некоторое время смотрел ему вслед, а потом пошел за проводником, продолжая думать об их разговоре.
Фрост не настолько хорошо разбирался в лошадях, чтобы отличить, скажем, арабского скакуна от афганского. Но он сразу понял, что это очень сильные животные, с мощными ногами и широкими лбами, и ездить на них будет совсем не просто.
Акбар и другие моджахеды время от времени пользовались плетью, чтобы заставить своих лошадей бежать более ровно, но капитан решил, что не стоит ему вдаваться в такие отношения с животными — дай-то Бог хоть как-то удержаться у него на спине. Фрост не сомневался, что лошадь может без труда сбросить его на землю, когда только ей захочется, а потому не собирался злить своего рысака.
Хаджи, столетний дедушка, сразу же ускакал вперед, и ни наемник, ни кто другой не пытались угнаться за ним. Резвый ветеран держался в полумиле от остальных и, судя по всему, чувствовал себя превосходно. Фрост даже начал ему завидовать.
На спине у Хаджи висело его знаменитое ружье — длинноствольная кремневая штучка с резным прикладом, которая могла бы украсить любой музей. Однако Акбар подчеркнул, что и как наездник, и как стрелок Хаджи не имеет себе равных в своем племени, а возможно и во всем Афганистане, так что древний вид его самого и его вооружения не должен вводить капитана в заблуждение. Уже не один русский поплатился жизнью, пренебрежительно отнесшись к старику.
Думая обо всем этом, Фрост несколько поотстал, а потому сжал коленями спину лошади, заставляя ее ускорить бег. Животное недовольно покосилось на него, но все же нехотя подчинилось.
“Нет, — со вздохом подумал наемник, — автомобили, пожалуй, останутся для меня более близкими существами”.