И теперь, изучив все варианты, Стивен нанес по шару неуверенный удар, посмотрел, как тот медленно покатился в правую верхнюю лузу, не задев другие шары, и вернулся к оливковому дереву. Остальные игроки прибыли из абсолютно другого мира: Натан длинной серией аккуратных карамболей почти без касаний, собрал шары в углу и разбил их, оставив противника в крайне неудобной позиции. Ягелло выполнил несколько искусных и точных ударов с руки из дома по прицельному шару, находящемуся на задней отметке, Диана же играла более лихо, наслаждаясь риском.
Она кружила вокруг стола с хищным блеском в глазах, с треском посылая шары в лузы. Как-то раз, уже достигнув серии в тридцать семь очков, когда для победы ей недоставало лишь трех, шары неудобно расположились в центре. Диана перекинула свою стройную фигуру через край стола и, вытянувшись в струнку на сукне, уже было достала шар, когда ее окликнул Стивен.
- Отдохни моя дорогая, ради всей нашей любви, сделай паузу.
Существовала большая вероятность того, что Диана могла забеременеть, и ему совсем не нравилась ее поза.
- Бах, - произнесла она, опустив кий на вытянутую руку: посмотрела вдоль него, ее глаза сузились, кончик языка высунулся из уголка рта; Диана замолчала, а потом сильным плавным движением направила красный шар прямо в нижнюю правую лузу, а биток - в левую. Диана соскользнула со стола с такой гибкостью, таким изяществом и такой неподдельной триумфальной радостью, что сердце Стивена на мгновение замерло, а другие мужчины посмотрели на нее с непередаваемой нежностью.
- Карета капитана Ягелло,- доложил дворецкий.
Насколько поля битвы похожи на клумбы роз, настолько и капитан Обри был знаком с первыми лучше, отчасти благодаря своей профессии, которая, с огромными перерывами, часто холодными и всегда мокрыми, сводила его в ожесточенных схватках с врагами короля, не говоря уже о схватках с Адмиралтейством, Советом военно-морского флота, кровожадным начальством и подчиненными, а отчасти потому, что он оказался никудышным садоводом.
Несмотря на всю его любовь и заботу, розы в Эшгроу-коттедж порождали больше тли, гусениц, мучнистой росы, ржавчины и серой гнили, чем цветов - которых никогда не вырастало достаточно даже для того, чтобы ими можно было выстлать ложе даже гному, не говоря уже о шестифутовом морском офицере весом в сто кило. Говоря в переносном смысле, его брак походил на розы больше, чем у других, Джек оказался гораздо счастливее, чем того заслуживал (он не был ни верной опорой для семьи, ни строгим однолюбом), и хотя не являлся абсолютно счастливым и мог втайне желать спутницу, более склонную к плотским утехам и не столь ревнивую, но оставался глубоко привязан к Софи, да и в любом случае, часто находился вдали от дома в течение многих лет подряд.
Вот и теперь он стоял на корме ЕВК "Ворчестер", собираясь отплыть снова. Его жена сидела немного позади, на несуразном стуле с подлокотниками, принесенном на палубу по такому случаю.
Корабль лежал на одном якоре в Спитхеде все эти долгие часы, Голубой Питер реял на фор-стеньге как прибитый, фор-марсель потравлен, вымбовки оснащены и закреплены вахту назад, готовые отправить корабль в путь: весь экипаж пребывал в состоянии гневного напряжения - офицеры раздражены, обед отложен, все взгляды возмущенно обращены в сторону берега.
"Ворчестер" размашисто покачивался на слабеющем отливе, капитан Обри подошел к поручням правого борта, подзорная труба все еще обшаривала Портсмут. Лицо его, обычно добродушное и жизнерадостное, казалось застывшим, мрачным и жестким: ветер по-прежнему дул в нужном направлении, но едва ли достаточный, и, как только начнется прилив, корабль может с тем же успехом вернуться к месту стоянки - ему никогда не вытянуть против течения. Джек ненавидел непунктуальность, а это именно тот случай, невероятная непунктуальность, что держала его здесь. Он уже просил о большой-большой отсрочке у адмирала порта, который чувствовал привязанность к миссис Обри, но это не могло продолжаться, и сейчас в любой момент на этом флагштоке мог вспыхнуть приказ "Ворчестеру" выйти в море, и тогда ему придется отплыть, с хирургом или без него, предоставив экипажу гички выбираться как сможет.
Морской рундук доктора Мэтьюрина прибыл на борт заблаговременно вместе с его хорошо известным футляром для виолончели, на портсмутской почтовой карете, но доктора там не оказалось. И напрасно Бонден, капитанский рулевой, тряс кучера и охранника: нет, они не видели маленького, невзрачного смуглого мужчину в длинном парике; нет, не оставили его случайно в Гилфорде, Годалминге или Петерсфилде, да и с какой стати?