Выбрать главу

Парси затягивает шейный платок и оборачивается.

- Эй, верзила, - говорит он. - Шеф говорит, я тебе должен.

Джок поднимает взгляд от обуви.

- Ну, - говорит он.

Парси задумчиво созерцает красочный кровоподтек на Джоковой физиономии.

- Не знаю, что там у вас было, - заключает он. - Но определенно стоит отпраздновать, что оно закончилось.

- Только без устриц, как в прошлый раз, - решительно говорит Джок. - Сам эти сопли по тарелке размазывай.

Парси воздевает к потолку палец:

- Вепрево колено!

Устрицы ему самому тоже не понравились, но он скорее съест свою шляпу, чем признается.

 

 

"Златый карп" нашел когда-то Кржиштоф, одержимый поисками национальной диаспоры. Его там приняли как родного, но потом случился казус - Кржиштоф в припадке религиозного рвения выбросил Рэеву подшивку "Пентхауса". Артур взбеленился (нельзя трогать чужие вещи, это одно из правил), и запретил Кржиштофу доступ к управлению. Кое-кто заикнулся, что, раз Кржиштоф из нас единственный верующий, мы окончательно отрезаем себе доступ на небеса, но  Артур всегда был упертым атеистом и аргумент на него не подействовал.

Хозяина ресторана удалось убедить, что Парси - дальний родственник Кржиштофа, но такого пива, как раньше,  нам больше уже не подают.

Вепрево колено стремительно исчезает. Кнедлики с негодованием отвергаются ("Картошка и картошка, ну ее..."). В организмах наступает блаженное расслабление.

- И что, ты кого угодно повторить можешь?

- Ага.

- И меня?

- И тебя.

- Спорим, нет!

- Спорим, да!

Проблема в том, что нельзя срисовать внешнее, не тронув внутреннего. В человеке нет повадки, походки, нет ни малейшей черточки, которая не была бы следствием того, что он чувствует. Того, кто он.

Я не хочу лезть  Джоку в голову. Артур там уже был - один раз, когда Шеф выяснял, с кем мы можем сработаться в конторе. Поэтому Артур знает - и я знаю - что Джоку в глубине души все-таки кажется, что я одержим демонами. И боится. И злится на себя за это суеверие и этот страх, и потому так усердно дружит со всеми моими, кто попадаются ему на глаза. И втихую гордится собой, когда получается.

Артур счел это хорошей мотивацией. Страху, упрямству и гордости он доверяет гораздо больше, чем любому доброжелательству.

Но Парси считает, что Джок дружит с ним просто так, и мне не хочется его расстраивать.

Самому Парси лезть в шкуру Джока тоже не хочется. Он слишком доволен собой и ему категорически не хочется становиться кем-то еще.

Но Парси уже похвастался, и теперь не может отступить.

В любое другое время Парси скинул бы вопрос на Артура. Артур сделал бы одно из двух - или скопировал бы Джока и, на основании понятого "изнутри", сказал бы ему какую-нибудь едкую колкость, которую Джок нескоро бы забыл.  Артур всегда бьет так, чтобы второго раз не требовалось, и терпеть не может тех, кто сомневается в его способностях.

Или он просто откинулся бы на спинку стула, сложил пальцы домиком и заявил бы: "Да. Ты совершенно прав. Я не могу тебя скопировать" - таким тоном, что и ежу было бы ясно, что Артур считает ниже своего достоинства заниматься подобной ерундой. И Джок, конечно, обиделся бы.

Но Артура сейчас нет. И это, наверное, к лучшему. У него никогда не было друзей.

Я тем временем вспоминаю один фокус, который можно провернуть и на поверхности.

- Ладно, - говорю я, затягиваясь сигареткой и старательно имитируя парсин тон. - Только чур, не жаловаться!

Джок хмыкает.

Я расчищаю место среди тарелок, закатываю рукав, кладу  руку на стол, стаскиваю кольцо и аккуратно прижимаю к скатерти указательным пальцем (Парси, не уходи далеко).

- Делай так же! - командую я Джоку.

Тот фыркает, но подчиняется.

- Левую, правую? - спрашивает он.

- Левую, левую. Замри и не шевелись, - киваю я и тушу об Джока сигаретку.

Джок свободной правой сгребает нас с Парси за шею и макает в столешницу.

- Тихо-тихо! - придушенно шипим мы.

Самое сложное - не потерять концентрацию, но по жжению пониже локтя уже ясно, что получилось.

- Смотри-смотри! - говорим мы.

Два ожога совершенно одинаковые - на Джоковой лапе и на моей. Джок присвистывает.

Я надеваю кольцо. Парси закатывает рукав и воздевает палец.

- Пси-хо-со-ма-ти-ка! - Умное слово дается ему с трудом. - Со-пе-ре-жи-ва-ни-е!

- Ты так за меня переживал, что ли? - спрашивает Джок.

Парси самодовольно кивает.

- Ни черта себе... - тянет Джок.

Вечер продолжается.

 

 

 

Я открываю глаза и вижу разграфленный на квадраты гостиничный потолок. Пахнет дешевыми духами и дорогим шампанским, потом, крахмалом, средством для чистки ковров. Носками. Известкой.

Парси нет.