Шеф захлопывает дверцу, овладевает собой и добавляет:
- Стащил и подкинул мне. Прекрасный штрих. Теперь они только эту самую ложку и запомнят. В контору, - бросает он шоферу.
На стол ложится стандартная черная папка. Гудвин ерзает от любопытства и открывает ее поскорее. Внутри пара фотографий - невысокий, тонкогубый человек с восточными чертами лица. И круглолицая, черноволосая и черноглазая девочка лет пяти, похожая на сувенирную куклу.
- Некто господин Ли, - говорит Шеф. - И некто Сяо И, его дочь. Сяо И в прошлом году нашли мертвой в пруду в личном парке господина Ли. Господин Ли считает, что она была убита и что это был удар, направленный на него конкурирующей организацией госпожи Цзя. Господин Ли считает, что дух Сяо И не успокоится, пока не будет отомщен, в результате чего в последнее время политика господина Ли ведет к откровенной дестаблизации в регионе, не говоря уже о переделе подпольного рынка оружия совершенно не нужным нам образом. Твоя задача - изобразить медиума, вошедшего в контакт с духом Сяо И и убедить господина Ли, что произошедшее было несчастным случаем и что дух его дочери не нуждается в подобных жертвах.
Гудвин скучнеет.
- Извини, Шеф. Это не ко мне.
- Почему? - хмурится Шеф.
Но Гудвин уже исчезает, оставив вместо себя Рэя.
Шеф начинает объяснять снова.
Рэй слушает, набычившись и сжав кулаки. Нет, говорит он и сбегает, оставив вместо себя Томми. Они перебрасывают ответственность, как горячую картошку. Шеф объясняет, объясняет, объясняет. И слышит в ответ - нет, нет, нет.
Нет, говорю я всеми моими ртами, всеми моими языками, раз за разом выворачиваясь из шкуры в шкуру. Нет, нет, нет.
На тридцатой итерации Шеф устает и решает сменить тактику.
Он опять выдергивает наружу Гудвина, лезет в ящик стола и показывает Гудвину перстенек.
Гудвин ахает и тянется вперед. Это перстенек Парси - они уже успели добыть его обратно. Вытрясли из девицы, механически отмечаю я. Или она была подставная и сама им его сразу отдала. Или Шеф просто изготовил копию заранее. Неважно. Это ключ, ключ к той части меня, до которой я по-другому не могу дотянуться. Шеф знает, кому его показывать, Парси - мечта Гудвина в первую очередь.
- Сработаешь - отдам, - говорит Шеф.
Он смотрит сквозь Гудвина на меня. Я смотрю сквозь Гудвина на него.
Я зажмуриваюсь.
Прости, Гудвин. Прости, Парси. Простите все.
- Нет, - говорю я.
Шеф некоторое время смотрит исподлобья. Потом швыряет перстенек через стол, Гудвин бросается на него коршуном.
Парси дышит на алмаз, протирает его о рукав и оттопыривает мизинец, любуясь блеском.
- Почему нет? - тяжело спрашивает Шеф.
Парси с великолепной небрежностью пожимает плечами:
- Такова селяви.
Шеф делает короткое движение подбородком. Парси уводят.
Камера для передержки похожа на комнату в третьеразрядной гостинице, только без окон. И еще вся мебель выглядит вполне цивильно, но только до тех пор, пока не попытаешься ее сдвинуть - все прикручено к полу. Парси брякается на кровать, слегка подпрыгивает, проверяя мягкость, хмыкает, поднимается, засовывает руки в карманы и начинает, насвистывая, совать нос во все углы. У него кошачье счастье - способность с комфортом устраиваться где угодно.
Я думаю об Артуре.
Артур существует в постоянном раздражении человеческим идиотизмом. Он довольно снисходителен, когда люди лгут окружающим (его, скорее, раздражает, насколько безыскусно люди это делают), но его возмущает, когда люди лгут себе.
Парадоксальным образом, при этом он относится к окружающим бережней остальных - насколько позволяет работа. "Джентльмен, - говорит Артур с тщательно выпестованным британским акцентом, - есть тот, кто не оскорбляет других, не имея намерения оскорбить".
Впрочем, когда такое намерение возникает, Артур редко себе отказывает.
Артура завораживает то, что делает Контора. Макровлияние через микровлияние. Точечные воздействия. Камешек, сдвигающий лавину. Точно рассчитанная точка приложения силы. Соломинка, ломающая спину верблюду. Зерно, брошенное на весы.
Сначала Шеф предложил ему быть дознавателем. Артур скривил тонкие губы: "Сломать человека легко. Сложно сделать его целым". Артур педантично собирает сводки о том, что случилось потом с теми, над кем он поработал. Он гордится филигранностью своих действий.