Потом они потащили его куда-то в дюны: Селим, Абдул, девушка и четвертый, имени которого он не слышал. Он не знал, кого они убили на берегу, и не понимал почему.
В дюнах их ждал грузовик – старый заржавленный фургон, в котором сидел Ахмед, человек, говоривший по-английски с испанским акцентом. В фургоне они накрыли его одеялом и сделали еще один укол, после чего он снова отключился.
Полной уверенности у него не было, но, кажется, в эту ночь они несколько раз переходили с берега на сушу.
Теперь он лежал в маленькой каюте и смотрел на невозмутимое лицо Абдула, медленно качаясь на морских волнах и думая о том, видит ли все это Бог.
10.10, восточное стандартное время.
В номере бостонской гостиницы, за окном которого падали снежные хлопья, трое мужчин работали над революцией. Каванах и молодой Харрисон занимались оружием, а Рауль Рива склонился над большой картой Вашингтона с фломастером в одной руке и адресной книгой в другой.
Они уже дважды нанесли удар властям, и можно было ожидать, что теперь истеблишмент будет держаться настороже, сильно ограничив их возможности. Однако американцы проявляли невероятную и самоубийственную некомпетентность: у них не было долгосрочных планов на случай продолжительной борьбы, и всю свою энергию они тратили на то, чтобы ответить на последнюю атаку, вместо того, чтобы всерьез готовиться к следующей.
Их Капитолий был взорван. Теперь его окружили вооруженной охраной, под присмотром которой рабочие разбирали внутренние завалы и готовились к реконструкции. Федеральные здания везде и всюду были оснащены дополнительными караулами и контрольными постами. Залы заседаний обеих палат, временно перенесенные в Арсенал, охраняли целые взводы солдат. Правительство имело глупость оцепить военными и полицейскими каждое государственное учреждение в крупных городах, начиная с почты и кончая городским судом.
А тем временем конгрессмены и сенаторы каждый вечер возвращались к себе домой и ночевали в никем не охраняемых домах и квартирах.
Они были так глупы, что порой ему приходило в голову, стоит ли вообще тратить силы на этих идиотов. Рива перевернул страницу справочника и пробежался пальцем по строчкам, пока не нашел домашний адрес сенатора Уэнделла Холландера.
10.45, восточное стандартное время.
Саттертуэйт устроил свой боевой штаб в зале заседаний Управления национальной безопасности, потому что здесь уже имелись все необходимые средства коммуникации. Длинный стол был заставлен телефонами, телексами и факсами. На стене висела карта боевых действий. Потоки информации стекались в комнату для машинисток, расположенную этажом ниже, откуда в бумажном виде перемещались наверх и распределялись в штабе между столами аналитиков. Главы и руководители всех силовых агентств рылись в испещренных данными бумагах, стараясь добыть из них не только ценную информацию, но и источник вдохновения.
Они сидели тут часами, отбирали данные, беседовали, жаловались друг другу. Саттертуэйт намеренно использовал такой громоздкий способ вести дела: ему требовалось мгновенное взаимодействие всех агентств, он настаивал на том, чтобы ему присылали самых компетентных и авторитетных людей, наделенных реальной властью, чтобы они могли принимать решения прямо на месте, без продолжительных консультаций и утряски вопросов за пределами его штаба.
Большое кресло в центре зала, которое обычно занимал президент, принадлежало теперь Саттеруэйту; он как раз сидел в нем, когда его вызвал президент. Он молча встал и со всей быстротой, какую позволяли его короткие ноги, направился к восточному выходу из здания.
От снегопада, выпавшего прошлой ночью, на асфальте осталась хрустящая корочка. Утро было ясным и холодным; журналисты в теплых ботинках и пальто осаждали оба здания, образовав самую многочисленную толпу, какую он только видел со времени президентских выборов. Чтобы расчистить путь сквозь это столпотворение, Саттертуэйту потребовались четверо полицейских и один агент Секретной службы.
В Белом доме пустовал даже зал для прессы – репортеров сюда больше не пускали. Заявления президента озвучивались через Перри Хэрна; это происходило на грязной и истоптанной лужайке перед Белым домом.
По пути в президентский кабинет он встретил Хэлройда, специального агента, возглавлявшего отдел Секретной службы при Белом доме. Саттертуэйт остановился, чтобы с ним поговорить.
– Вы нашли Дэвида Лайма? Попросите его зайти ко мне в зал заседаний. Возможно, он все еще в Управлении – поищите там в первую очередь.
– Да, сэр.
Хэлройд ушел, а Саттертуэйта пропустили к президенту.
У него уже были Этридж и пресс-секретарь. Хэрн собирался уходить; он кивнул Саттертуэйту, взял свой портфель и направился к двери.
– Боюсь, они захотят большего, – сказал он, обернувшись через плечо.
– Это все, что я могу им дать. Заставьте их удовольствоваться этим, Перри. Подсластите пилюлю, как можете, сделайте все, чтобы они это проглотили.
Хэрн приостановился у двери:
– Вряд ли их устроит что-то меньшее, чем живая информация, господин президент. «Мы делаем все, что можем», «мы ожидаем быстрых результатов» – все эти фразы они уже слышали и раньше, под каким бы соусом мы их ни подавали.
– А какого дьявола я еще могу сказать?
Лицо президента стало красным. Он выглядел переутомленным, его глаза были налиты кровью.
Перри Хэрн неспешно удалился. Этридж кивнул Саттертуэйту, не поднимаясь с кресла. Изможденное лицо, мешки под глазами – вид, как у поднятого с постели больного. Удивляться тут нечему, в Капитолии ему пришлось несладко.
Саттертуйэт устал не меньше других; по крайней мере, настолько, чтобы не думать о формальностях. Он обратился к президенту с интимной грубоватой резкостью, которую никогда не позволял себе на людях:
– Надеюсь, вы притащили меня сюда не для того, чтобы выслушать очередной отчет. Если появится что-нибудь важное, я сам вам сообщу.
– Не кипятитесь, Билл.
Этридж выглядел слегка шокированным; Саттертуэйт поморщился и наклонил голову в знак извинения. Президент сказал:
– Я должен принять важное политическое решение.
– О том, что сказать прессе?
– Нет. Не об этом.
Президент взял в рот сигару, но не закурил. Из-за этого его голос стал звучать более невнятно.
– Я об этой чертовой пресс-конференции, которую они устроили прошлой ночью.
– Какой пресс-конференции?
– Вы ничего не слышали?
– Вы знаете, господин президент, что я был очень занят.
Этридж заговорил со своего места:
– Прошлой ночью несколько лидеров конгресса устроили совместную пресс-конференцию. – Его голос звучал сухо и неодобрительно. – Вуди Гест, Фиц Грант, Уэнди Холландер и некоторые другие. Присутствовали представители обеих партий и палат.
Президент перебросил через стол экземпляр «Нью-Йорк таймс»:
– Прочтите это.
Саттертуэйт уже видел сегодняшнюю «Таймс», но у него не было времени ее пролистать. Заголовок на первой странице был набран, наверно, самыми крупными буквами, которые когда-либо использовали в газете: «ФЭРЛИ ПОХИЩЕН». Ближе к концу страницы, под большой фотографией, изображающей группу хорошо известных ему лиц, стояла подпись: «Лидеры конгресса требуют от правительства жестких действий – требования террористов должны быть отвергнуты».
Пока Саттертуэйт читал, президент сказал:
– Меня засыпали телефонными звонками. Плюс целые горы телеграмм.
– И как разделяются голоса?
– Примерно шесть к четырем.
– За или против жестких мер?
– За. – Президент произнес это слово веско, оставив его висеть в воздухе. Помолчав немного, он добавил: – Общественное мнение склоняется к тому, что пора перестать просто сидеть и ронять слезы. – Он вытащил изо рта сигару, его голос окреп. – Я слышу голоса людей, Билл. Они собираются там, снаружи, с факелами и кольями.
Саттертуэйт что-то пробурчал себе под нос, показывая, что он слышит, и перевернул страницу. Декстер Этридж сказал: