И теперь он уже не улыбался.
— Какое это может теперь иметь значение? Я пришел сюда в совершенно ином качестве, пришел как Посредник.
— И все же я хочу задать вам несколько вопросов. И хочу услышать на них ответ!
— С удовольствием, — вдруг легко согласился Резидент. — Я лишь испрошу на это разрешение своего непосредственного начальника.
И развернулся к двери, чтобы уйти.
— Разве ваш непосредственный начальник не я? — удивился Президент.
— Вы вышестоящий, а я подчиняюсь непосредственному, — доброжелательно объяснил Резидент.
— Хорошо, испросите. Вот вам телефон, — вытащил он из кармана мобильный телефон. — Звоните вашей Марье Ивановне или кто она у вас там теперь…
Президент напирал, и отступать дальше было невозможно.
— Я, конечно, позвоню, но боюсь, что это будет бесполезно. Боюсь, мой начальник мне откажет.
— Даже если ему прикажу я?
— Даже если вы.
Президент еще раз, внимательно, взглянул в лицо Посредника.
— Это ваше последнее слово?
— Не мое, моего начальника.
— Ну хорошо. Тогда я вас больше не задерживаю.
И Президент снова улыбнулся и снова пожал собеседнику руку.
— Был рад с вами познакомиться.
Резидент шагнул к двери и вышел за дверь.
«Он или дурак или… или очень не дурак, — подумал он. — Вначале подставил одного Посредника, теперь пытается подставить второго. Как будто не понимает, чем иногда приходится платить за лишнее сказанное слово».
За следующей дверью к Резиденту «на полусогнутых» подскочил кто-то из челяди и, вежливо поддерживая за локоток, стал подталкивать куда-то в сторону.
— Извините, но вам лучше пройти здесь, чтобы не столкнуться с индийской делегацией. Ради бога простите за причиненное неудобство… Сюда, пожалуйста, сюда…
И тут же, за первым поворотом, со всех сторон, разом шагнув из-за портьер, на Резидента напрыгнули несколько дюжих молодцов, ухватили за руки и за ноги, повалили на пол.
Вырваться было невозможно, но можно было попытаться нанести противнику урон в живой силе. Этому — вцепиться зубами в глотку, того — ударить в висок локтем…
Но как можно вцепиться, если они люди Президента. Люди главного командира Конторы!
И Резидент не вцепился и не ударил — замешкался. А когда решился, было уже поздно — в рот ему пихнули кляп, на кистях и щиколотках защелкнули браслеты.
Его спеленали как младенца, вскинули на руки и понесли по бесконечным коридорам.
Он пришел сюда сам, своими ногами, а ушел на чужих…
Резидента спустили вниз, на первый этаж, натянули на голову черный мешок, погрузили в машину и долго куда-то везли.
Он считал повороты и протяженность прямых отрезков пути, но проследить маршрут не мог.
Лубянка?..
Нет, не Лубянка.
И не Бутырка…
Его тюрьма была совсем другой, была комфортной, как трехзвездочный отель где-нибудь на Кипре. Вот только окна были забраны бронестеклом, по углам под потолком закреплены видеокамеры, а сам «курортник» пристегнут наручниками к койке. Причем пристегнут врастяжку, чтобы не мог дотянуться до замка.
Умеют ребята… Что умеют, то умеют…
Несколько часов пленника выдерживали, давая ему возможность пофантазировать о его дальнейшей судьбе. За это время он должен был осознать безнадежность своего положения, должен был испугаться и размякнуть.
И он эту безнадежность осознал. Но не испугался. Именно поэтому не испугался! Потому что лучше, чем кто-либо, лучше, чем даже его тюремщики, понимал, что отсюда ему не выйти. Даже если выйти… Что если представить невозможное, представить, что его помилуют эти, его не пощадят свои.
И, значит, никакого смысла пугаться нет. Пугается тот, кто на что-то надеется. Он — не надеется…
Потом один за другим к нему стали подсаживаться молодые, с сытыми рожами, «желающие ему исключительно добра» «друзья», которые долго, одинаковыми голосами убеждали, уговаривали, призывали его одуматься, проявить сознательность и помочь власти. Добровольно помочь.
Он молчал.
Тогда его обвинили в непатриотизме, в нелюбви к отечеству и прочих антигосударственных грехах.
Он слушал, но молчал.
Стали предупреждать, пугать, грозить, стращать.
Он кивал, но все равно молчал.
Потом ему сказали, что он «дурак», и пригласили «врачей».
Пришел человек в белом халате, замерил ему давление, вытащил из кейса ампулы, надломил у одной из них хоботок, втянул в шприц содержимое.
Похоже, «сыворотка». И похоже, двойная доза…
Игла вошла в вену, и Резидент «поплыл».
Его о чем-то настойчиво спрашивали, на него надвигались лица и стены, ему неудержимо хотелось болтать, и он болтал, рассказывая о чем угодно, кроме того, о чем его спрашивали.