— Ты хочешь сказать?.. — Берт даже положил на место гаечный ключ. — Ох ты, теперь понимаю! У нас будет настоящее, первоклассное дело. Отделения везде! Быстрое обслуживание! Элегантные такси! — Фантазия молодого Ролло расправила крылья и, оторвавшись от земли, воспарила в эмпиреи. — Школа автомобилизма и все такое прочее. Да что может быть лучше!
— Давай все-таки придерживаться фактов, — остановил его Крис. — Ничего подобного у нас не будет. По крайней мере сначала. Прежде всего надо начать, а вот как?
— В том-то и дело, — согласился Ролло-младший и сдвинул брови, готовясь к усиленной работе мысли. — А твой родитель что говорит, Крис?
— Все ворчит и говорит, что другое дело, кабы гараж был уже выстроен, а так как его нет, то не о чем и разговаривать.
— И больше ничего?
— Ничего, разве только, что самые хитрые планы мышей и людей удачи не знают.
— Мышей? — изумился Ролло-младший. — Скажи, он не рехнулся?
Проект гаража так часто подсовывался мистеру Бантингу, что сыновние добродетели Криса, коими он стал блистать с недавних пор, вызывали у отца сильнейшие подозрения. С чего бы ни начался разговор, он неизменно сводился к той перспективе обогащения, которая развертывалась перед каждым владельцем гаража. И, если у мистера Бантинга есть земля, то у мистера Ролло есть деньги — о чем же тут еще говорить, кажется, и без того понятно. Если Крис и вставлял какой-нибудь намек, между расспросами о розах мистера Бантинга и о его самочувствии, то это происходило так, мимоходом; пришло ему в голову, ну отчего же и не поделиться с отцом, плохого тут ничего нет. Тем более, что даже в интересах мистера Бантинга об этом подумать. Интересы мистера Бантинга вообще занимали первое место среди прочих альтруистических побуждений Криса.
Казалось бы, что такое выдвигание вперед мотивов высшего порядка должно было вызвать к жизни былой скептицизм мистера Бантинга. Однако этого не случилось. В глубине души такой подход ему даже нравился, хотя он и, выслушивал Криса с непроницаемо каменным лицом. Это значило, что мистер Бантинг снова вступает в свои права. Слишком долго он оставался в тени, и все его разъяснения были гласом вопиющего в пустыне, дети престо не допускали его в круг своей беседы. Пожилой, не имеющий средств отец семейства, удалившийся на покой не по своей воле и наполовину зависящий от заработка своих детей, — что ему оставалось, кроме роли зрителя? Теперь его авторитет и престиж быстро восстанавливались; когда он говорил, дети слушали. Разумеется, ему это нравилось, он только этого и ждал. Он опять занял свое законное место, вот что было важно, а вовсе не мотивы Криса. И даже не мотивы Эрнеста, хотя и с этой стороны не было недостатка в намеках на то, что дела прачечной в критическом состоянии и близятся к краху.
Мистер Бантинг считал проект гаража превосходным — на бумаге. Несколько дождливых вечеров, когда Криса не было дома, он чертил на бумаге план гаража, совершенно неожиданно обнаружив при этом незаурядные архитекторские способности. Первый этаж коттеджей можно было бы оборудовать под гараж, а верхний пустить под квартиры. И сносить ничего не надо, напрасно Крис это думал. Лишний кирпич пойдет на полы в гараже, сверху можно их асфальтировать, а плата за квартиры пойдет на пополнение базиса.
Вот на разработку таких планов у молодого поколения как раз нехватает пороху. Ни дальновидности, ни практической сметки. Надо ими руководить, и тогда они справятся, но факт остается фактом — без старика, Атласа им не обойтись.
Эрнест запер контору прачечной и, взяв электрический фонарик, начал последний обход. Все остальные давным-давно ушли домой — он неизменно уходил последним. И как бы поздно он ни засиживался, он каждый вечер непременно обходил все помещение прачечной. Это было как бы обрядом, выражавшим у Эрнеста чувство ответственности за все дела предприятия.
За эти последние недели, когда почти каждый день мог кончиться крахом, опыт Эрнеста очень обогатился. Он реорганизовал контору, ввел дисциплину среди рабочих, успокаивал заказчиков, выпрашивал отсрочку у кредиторов, лазил вместе с механиком под машины и целыми неделями работал по десяти часов в день, не отдыхая даже по воскресеньям. За это время он стал взрослым человеком.
Вдыхая запах мыльной пены, он осторожно шагал по мокрым полам, освещая углы своим фонариком, замечая каждое упущение и излишний расход, неэкономную трату материалов, не забывая заглянуть в котельную и осмотреть топки. Он постоял некоторое время, осваиваясь с тем странным чувством, какое порождает в человеческой душе зрелище молчаливых, неподвижных машин. Все было в порядке, насколько могло быть, пока они не обзаведутся новым оборудованием. Постоянные поломки приводили Эрнеста в отчаяние. Как часто в самые горячие часы ровный гул машин сменялся вдруг заунывным шипящим звуком, а затем, по мере того как останавливались передачи, всюду водворялась какая-то особенно заметная, подчеркнутая тишина. Тогда прачкам ничего не оставалось, как сидеть сложа руки, пока механик меланхолически объяснял Эрнесту, что если машина сработалась, так уж она сработалась, и ничего тут не попишешь.