— Пришлось! — с раздражением повторил мистер Бантинг. — Пришлось! Слишком уж часто у нас в семье слышно: «Пришлось купить это, пришлось купить то». Значит, так модные брюки ему, а счет мне? Наш Эрнест, — продолжал мистер Бантинг, — живет так, будто у него сотни три в год дохода, а сам получает... сколько он получает, Мэри?
— Он дает мне двадцать пять шиллингов в неделю.
— Так ты не знаешь, сколько он получает?
Миссис Бантинг с невозмутимым видом перекусила нитку. — Точно не знаю, милый.
— Ну, тогда я сам постараюсь узнать. Я поговорю с Эрнестом, — и мистер Бантинг решительно отложил счет в сторону. — Не вижу я, чтобы мы с тобой богатели, старушка, — задумчиво проговорил он. — Да и вряд ли это когда будет. Бьемся, как рыба об лед.
— Такова жизнь, Джордж.
— Да... если обзаведешься семьей. А я, — он вздохнул, — я вот уже пятнадцатый год говорю, что тебе надо купить меховое манто.
— Мне это как-то не подходит, Джордж.
— Хорошо, что ты так думаешь.
Его взор снова упал на лампочку дневного света. После стольких трудов ему не хотелось двигаться, но нужно было принять какие-то меры; этого требовал отцовский долг. Он попробовал разжечь в себе угасшее негодование. Лампочка в восемьдесят ватт горит уже которую неделю: можно биться об заклад, что по небрежности ее оставляют невыключенной на целые часы, когда Джули уходит в кино. У них у всех такая манера — оставлять свет. Сколько раз ему приходилось отрываться от вечерней газеты, идти в холл или на лестницу, выключать ненужное освещение и спрашивать, как они, собственно, думают: это «Золотой дождь» или площадь Пикадилли?
— Слушайте, — начал он, входя в гостиную, — кто из вас так роскошествует с электричеством?
Во взглядах, которыми его встретили, читалась весьма слабо завуалированная насмешка. Проповедь о мотовстве являлась неизбежным следствием единоборства мистера Бантинга со счетами, и за последние полчаса в гостиной с минуты на минуту ожидали его появления. Но какой текст положит он в основу своей проповеди, этого никто не мог предвидеть заранее. На сей раз, очевидно, будет об электричестве. Ну что ж, пожалуйста. Все трое уселись поудобнее и приготовились выслушать гневную речь. Эрнест повернулся на табурете лицом к отцу, сложил руки на груди и опустил глаза долгу. Крис поднял голову от книги и ждал, держа палец на том месте, где его прервали. Но Джули вдруг ни с того, ни с сего закашлялась и была вынуждена прибегнуть к помощи носового платка. — Подавилась конфетой, — пояснила она захихикав.
— С каким электричеством? — ангельски невинным голосом спросил Крис, а у Джули затряслись плечи от смеха.
Ах, так! Значит, они принимают все за шутку? — Кто ввернул эту лампочку в комнате Джули?
— Крис, — не задумываясь, с чисто женским коварством предала Джули брата. — С той малюсенькой, которая у меня была раньше, я ничего не видела.
— Двадцать пять ватт, — подтвердил Крис.
— А вы знаете, что по сравнению с прошлым кварталом счет подскочил на одиннадцать фунтов восемь пенсов?
Молчание. Таких ужасных последствий, повидимому, никто из них не предвидел. — Так вот, да будет вам известно, — сказал мистер Бантинг. — Одиннадцать фунтов восемь пенсов, — и помахал счетом.
— Слушай, папа, — рассудительно начал Эрнест, — если мы будем платить не по счетчику, а с точки...
— Мы будем платить только по счетчику, — перебил его мистер Бантинг. — Надо немного сократиться. Нам всем. Приучайтесь гасить за собой свет. Кажется, это не труднее, чем зажигать.
Никто не стал оспаривать эту истину. В гостиной воцарилось тягостное молчание — очевидно, знак согласия.
— И вот еще что: тут у меня есть счет за твои костюмы, Эрнест. Два фунта пять шиллингов. Для чего такая трата? Только для того, чтобы играть в какую-то игру. Если уж ты решил франтить, тогда проси прибавки к своей стипендии.
— Стипендии, папа, — осторожно поправил его Крис. — Да это, кстати, совсем и не сти...
— Хорошо, — к своему жалованью. Сколько ты получаешь? Эрнест вспыхнул. — Я даю маме все, что могу. Мне платят сто фунтов и будут прибавлять до двухсот — по десять фунтов ежегодно. К тому времени мне исполнится двадцать девять лет. — Он говорил с горечью.
— Я только хотел узнать, — примирительным: тоном сказал мистер Бантинг. — Нам надо как-то сократить расходы. Счета приходят огромные, просто огромные. Придется малость урезать себя. Втянуть рожки, как сказано у поэта. Понятно? — Он вовсе не собирался закончить на такой жалостной ноте. Он хотел говорить строго, властно, но, сам того не замечая, сбавил тон и под конец решил, что так, по-дружески, будет лучше.