Что за уныние и скука царят в этом безрадостном мире, как сказал поэт! Скука одолевает и дома и на людях, в газетах ничего нового. А выглянешь за дверь — и мороз подирает по коже: ни огонька, города будто и нет, кругом темно и пустынно, как на болоте. Странное ощущение — знаешь, что тысячи и тысячи жилищ, ярко освещенных изнутри, притаились в этой первобытной тьме и ждут чего-то, словно целый мир зарылся в землю. Входишь к себе в дом, в душную наглухо закрытую комнату, а газеты и радио до одури надоедают тебе бесконечным повторением имени «Гитлер». Сидишь всеми забытый, а покоя нет как нет. Тишину и покой крушат фугами и сонатами.
А еще говорят, что война протянется три года.
«Что ж как-нибудь выдержим, — подумал мистер Бантинг. — Надо выдержать. Нас хватит на дольше, чем их». Он удивился, почему немцы не восстанут против Гитлера и не покончат с этой войной. Уже сколько лет все пишут, что в Германии вот-вот вспыхнет революция. Видно, у немцев кишка тонка.
На асфальтовой дорожке послышались шаги и посвистывание Криса, а через секунду в дверях появился и он сам, веселый, румяный, всегда милый отцовскому сердцу. У Криса даже волосы были веселые, они вставали густой светлой копной, когда он снимал шляпу, олицетворяя собой живучесть его натуры. Вот уж кого не назовешь «высоколобым». Ни зазнайства, ни причуд. Забота ложилась на его плечи легко, как тень.
— Ну как, Крис, немцы не летают?
— Немцы? Да что ты, мама, конечно, нет.
Можно было с уверенностью оказать, что, расставшись с Моникой, Крис думал о чем угодно, только не о немецких бомбардировщиках. Он вошел, как всегда, чистенький, прифранченный, и оглядел всех с обманчиво невинной улыбкой. Проходя мимо стола, он вдруг продекламировал:
— Дорогой Билл!
— Свинья! — вскрикнула Джули и накрыла письмо промокашкой.
— Кто это — дорогой Билл? Мы его знаем?
Джули, вся красная, смотрела на него, вытаращив глаза, и чувствовала, что отец так и подался вперед всем телом.
— Это одинокий солдат, если уж тебе угодно знать.
— Какой же он одинокий, в армии? Там таких еще миллионы. Папиросы ему посылаешь?
— Может, и посылаю.
— Эх ты, дурочка, одинокие солдатики только потому тебе и пишут. Они любят поживиться на шармака. Ты бы видела, какие папиросы получает Берт.
— Подумаешь, твой Берт Ролло!
— Берт парень что надо.
— Что это за выражения, Крис? «На шармака», «что надо», — мягко запротестовал мистер Бантинг. — Какой-то барбаризм.
— Безусловно барбаризм, — охотно поддержала его Джули. Миссис Бантинг со свойственной ей находчивостью сообразила, что подошло время последних известий, и включила радио. Мистер Бантинг повернулся к приемнику. Ничего нового, конечно, не будет, но все-таки...
— Позовите Эрнеста, может быть, он хочет послушать, — сказал он вполголоса.
При первых же словах диктора мистер Бантинг изменился в лице. Он молча посмотрел на жену, на Криса, даже на Джули. Они стояли у приемника настороженные, застывшие. Со все возрастающим волнением, которое отнюдь не умерялось бесстрастным голосом диктора, они выслушали все до конца в стоическом молчании. Потом мистер Бантинг решительным движением повернул розетку.
— Значит, наших выставили из Норвегии. Тут что-то неладно. Ведь они только-только туда прибыли! —Вид у него был крайне серьезный.
— Берт туда уехал? — спросила Криса Джули.
— Да. А откуда ты знаешь?
— Знаю.
— Не нравится мне это, — сказал мистер Бантинг, заняв место на ковре у камина и отметая в сторону всякие личные соображения. — Совсем не нравится. Тут что-то прошляпили.
Впервые с самого начала войны они видели его таким озабоченным.
— Сейчас будем ужинать, — деловито сказала миссис Бантинг.
Обычно в таких случаях мистер Бантинг справлялся, нет ли к ужину чего-нибудь вкусненького, но сейчас ему было не до этого. Он поплелся за женой на кухню и принялся неуклюже помогать ей. Уже по одному этому можно было судить о его смятении.
И вдруг в этой тишине, полной ощущения беды, раздался стук в дверь. Не обычный сдержанный стук, а грохот, разнесшийся по всему дому; так могло стучать только лицо, облеченное властью. Все замерли на месте и, затаив дыхание, смотрели на дверь; только когда грохот повторился с новой силой, Крис громко спросил: — Что такое? В чем дело? — Всем почудилось, что между этим стуком и катастрофой в Норвегии существует какая-то зловещая связь.
В дверях, поблескивая в лунном свете стальным шлемом, стоял Оски.
— У вас просвечивает, — кратко сказал он.
Это было уже слишком. Оттолкнув жену в сторону, мистер Бантинг стал на пороге своего дома; он стоял там, готовый защищать его от всех вторжений.