Он запнулся, и все слова, которые он хотел бы ей сказать, развеялись, как дым. Моника посмотрела на него из-за платочка, которым вытирала посветлевшие глаза. Потом вдруг протянула руки и крепко обняла мистера Бантинга. Он услышал ее топот: — Вы такой хороший, мистер Бантинг. Вас нельзя не любить. — На мгновение она прильнула теплыми губами к его щеке, потом убежала.
Мистер Бантинг стоял посреди гаража, слегка касаясь пальцами горевшей щеки. Ох, уж эти влюбленные! Трудно им приходится в военное время, жизнь к ним сурова; а он не будет суров с ними. И все же он был расстроен, испуган, потрясен свыше меры.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Поезд, в котором ехал мистер Бантинг, остановился и неуверенно посвистел, потом опять осторожно двинулся вперед и подошел к лондонскому вокзалу.
Мистер Бантинг вышел из вагона, но платформа была не та, на какой он обычно высаживался, и, оглянувшись по сторонам, чтобы определить, где он находится, он застыл на месте, ибо представившееся ему зрелище ужаснуло его, и отвести от него глаза было невозможно. Над ним, через пробоины в крыше, сквозило небо; перед ним зал ожидания и служебные помещения была завалены обломками рухнувшей крыши; под ногами со змеиным шипом извивалась пожарная кишка. Впереди, в глубокой воронке, лежал паровоз, уткнувшись носом в землю, точно крот; видна была его исподняя сторона. Как его оттуда вытащат, мистер Бантинг не мог себе представить. С субботы знакомый вокзал изменился до неузнаваемости, обратившись в развалины, так что у мистера Бантинга при первом взгляде захватило дыхание. Вот что бывает, когда фрицы нащупают объект или попадут в него случайно. Этот хаос ужаснул мистера Бантинга, ибо он ненавидел всякое разрушение и все, что причиняло убытки, даже в домашних масштабах. А здесь немцы, видно, справляли истинно германскую оргию разрушения.
Наконец, спохватившись, что он стоит неподвижно и этим выдает свои чувства, а их он во что бы то ни стало хотел скрыть, мистер Бантинг двинулся дальше. «Миллионные убытки, — пронеслось у него в уме, — миллионные!» Он крепко поджал губы. Ни с чем несообразно было то, что на границе этого хаоса стоял контролер, следя за порядком на своем маленьком отрезке потревоженного мира.
— В старый вокзал попало, да здорово как, — сказал чей-то голос за спиной мистера Бантинга, и он ответил кратко: — Очевидно.
Он был слишком потрясен, чтобы разговаривать на эту тему. Вдруг этот человек заронит яд пессимизма в его душу, а он сам в данную минуту не был уверен, что сумеет показать должную выдержку. Движимый привычкой, он взглянул на часы. Они были на месте и шли, как всегда, не спеша и не отставая ни на минуту; лишенный всякого выражения циферблат бесстрастно взирая на мир, должно быть, совершенно так же, как и в разгаре бомбежки, когда кругом все рушилось под градом бомб. Гигантская минутная стрелка привычно дернулась, словно часы дружески подмигнули проходившему под ними мистеру Бантингу.
Выйдя на привокзальную площадь, он обрадовался, увидев, как много уцелело даже в этом уголке Лондона. Район был не весь разрушен, и дезорганизация не очень заметна, даже поблизости от вокзала многое осталось нетронутым. По улице оживленно сновали пешеходы, ходили автобусы; девушка прошла мимо него, ведя на сворке непослушного террьера; в руке у нее была свежая булка, завернутая в шелковистую бумагу. В воздухе была разлита даже какая-то радость, быть может, чувство облегчения. Повернувшись спиной к вокзалу, шоферы такси сбились в кучку у газетного киоска, должно быть, читали про войну. В них было что-то напомнившее ему Оски, какая-то невосприимчивость к ударам, неспособность понять все значение происходящего у них на глазах. Их флегма помогла мистеру Бантингу взять себя в руки, и он зашагал к магазину Брокли.
Оказалось, что в табачном киоске за углом можно было попрежнему купить унцию табака «Маяк». Продавец, занятый сортировкой запоздавших газет, не стал распространяться о том, что произошло на вокзале. Сам мистер Бантинг тоже не заговорил об этом: он из принципа никогда не говорил о последствиях бомбежек. Его вера в своих соотечественников была беспредельна, но все же он воздерживался от таких разговоров, которые могли их расстроить.
Очевидно, он приближался к другому очагу разрушения. Гостиница выставляла напоказ все свои спальни; банк, уже забитый досками, охранялся полисменом. Беспокойство мистера Бантинга усилилось, и он ускорил шаг, стараясь разглядеть издали торговый дом Брокли, и, увидав его, наконец, вздохнул с облегчением человека, который уже знает самое худшее. Витрины в его отделе вылетели на улицу. У Кордера стекла тоже были разбиты, и ветер колыхал драпировки внутри витрины. Швейцар уже подбирал осколки с деловитостью, которую мистер Бантинг про себя одобрил. — У нас в подвале есть доски, вот только кто бы помог прибить, — сказал швейцар, отрываясь от дела.