Даже в кафе Мак-Эндрью не обошлось без трагедии. Девушки, которую они с Кордером считали своей присяжной официанткой и звали «домовитой Филлидой» (почему, собственно, мистер Бантинг так и не мог понять), уже не было там. Ее отрыли из-под развалин дома, в котором она жила. Мистер Бантинг помнил ее бледное лицо, мышиного цвета волосы, тихий голос и приятную улыбку. Он часто думал, что хорошо бы ей пожить хоть месяц за городом. А теперь она умерла, убитая блицкригом, и еще одним человеком в Лондоне стало меньше. Узнав об этой смерти, мистер Бантинг горько пожалел, что он уже старик и не может отомстить за нее.
— Они налетают больше по ночам, — сказал он Тернеру, подводя итог этим размышлениям и стараясь быть с ним помягче. — Если хотите, я велю забить окна досками. Будете работать при лампочке.
Торопясь уйти от неумеренных изъявлений благодарности Тернера, он случайно заметил какую-то груду, плохо прикрытую брезентом. Что-то похожее на трубы, довольно больших размеров, знакомая серая эмаль. Мысль, что это могут быть печные трубы, мелькнула у него в уме, но была отвергнута, как ни с чем несообразная. Однако он нагнулся и потянул к себе брезент. Клеймо «Уоткинс» бросилось ему в глаза. Еще не веря себе, но с возрастающим беспокойством, он пересчитал их.
Восемь! Восемь труб! Это, должно быть, от печей, отправленных в Элджин. Сердце у него упало. Чья-то роковая ошибка свела на-нет все его усилия срочно выполнить заказ. Какой был толк отправлять печи без труб? Мистеру Бантингу мигом вспомнился Мак-Колл из Элджина, далеко не ангел терпения, если судить по письмам, и даже не слишком вежливый человек, но в эту минуту сочувствие мистера Бантинга было целиком на его стороне. Он представлял себе: Мак-Колл распаковывает долгожданные печи и в бешенстве подскакивает на месте, — рыжий, неистово бранящийся шотландец, имеющий полное право негодовать.
Он укоризненно заметил: — Неужели вы отослали печи и позабыли про трубы?
Тернер судорожно глотнул вместо ответа. Под взглядом мистера Бантинга он весь съежился, стараясь стать незаметным, как фокстеррьер в ожидании хлыста. Мистер Бантинг до того растерялся, что даже не чувствовал гнева. Отослать печи без труб было уже большой глупостью, но не сказать об этом ни слова, разыграть такую комедию — заложить трубы мешками, скрывая свою ошибку, было уже чистейшим идиотством. Это поставило его в тупик. Ему пришло в голову, не выжил ли Тернер из ума. Тернер положительно был безнадежен; мистер Бантинг просто не знал, что с ним делать. Если бы разнос мог принести пользу, он разнес бы Тернера, но Тернера не стоило даже бранить. Если человеку столько лет, сколько кажется на вид, так Тернеру не меньше восьмидесяти. — ни жизни, ни энергии, а дома больная жена; и сын утонул в Северном море.
Оставался только один выход, — единственный практический и деловой выход.
— Отправьте их. Запакуйте и отправьте.
— Хорошо, мистер Бантинг.
Уходя, мистер Бантинг вздохнул, вздохнул от всего сердца. Так напутать — ведь это могло бросить тень на весь отдел, а, главное, на заведующего! Он сам еще не знал, что лучше — написать Мак-Коллу или дать телеграмму. Свалить все на блицкриг и тем избавиться от его гнева. Да ведь это, в конце концов, и правда. В известном смысле всему виной блицкриг.
— Нет! — пробормотал он и, сам не зная почему, шепнул: — Фирма Брокли. — Из всех фирм кому, как не ей, быть выше блицкрига. Ну, и заварится же каша, когда дело дойдет до мистера Бивертона!
Он поднялся наверх и нерешительно постоял в коридоре, приглаживая единственную прядь волос и без всякой надобности пересчитывая пуговицы на жилете.
В полуоткрытую дверь кабинета виден был мистер Бикертон, стряхивающий кирпичную пыль с бумаг; он перебирался в другое помещение и давал распоряжения на этот счет. Его очень раздражала пыль, он то и дело доставал шелковый платок и смахивал ее с безукоризненно опрятного черного пиджака.
Мистер Бикертон не мог работать, если все вокруг не было чисто и опрятно, как в клинике. Сейчас он не мог найти самых нужных бумаг — провалились, точно сквозь землю. Завидев мистера Бантинга, он жестом пригласил его войти, заметив, в совершенно неожиданном припадке откровенности, что если он сам за всем не присмотрит, то этот проклятый рассыльный все пропажи будет сваливать на блицкриг.