— Ничего, ничего, я сейчас, — повторял мистер Бантинг. Он силился вспомнить, что же произошло с Крисом, что именно стояло в телеграмме. Он поискал ее глазами, беспомощно пошарил в карманах и оставил это. Вся его сила, словно ушла куда-то. От горячего чая поднимался пар, и ему захотелось пить; он медленно выпил чашку, потом налил другую, расплескав немного.
— Надо сказать жене, Джо, — прошептал он и, уже не скрываясь, заплакал. — Прямо не знаю, как быть.
— Отдохни немного, потом поезжай домой. Самое лучшее.
— Пришло оцинкованное железо. Мистер Бикертон сказал...
— Ты не думай об этом. Не волнуйся. Мы все так сочувствуем тебе, Джордж.
— Да, — коротко ответил мистер Бантинг. Дом казался ему так далеко, в конце тягостного и сложного пути. Он допил чай, думая о трудностях пути как об испытании, через которое рано или поздно придется пройти.
— Я позвоню Эрнесту, чтобы он встретил тебя на станции и сказал матери.
Мистер Бантинг закусил дрожащую губу. — Проклятый Гитлер! — с горечью вырвалось у него, и Кордер услышал, что он гневно и невнятно бормочет что-то в скомканный платок.
На некоторое время мистер Бантинг опять затих; Кордер в тревоге следил за ним, но молчал. Он ничем не мог помочь другу, разве только своим присутствием. Вскоре мистер Бантинг встал, лицо его казалось очень бледным по контрасту с рыжеватыми усами.
Он понял, что может сейчас уйти из магазина: мистер Бикертон даже настаивал на этом. Такое внимание как будто немного утешило мистера Бантинга; он никогда не просил никаких поблажек у фирмы, и уйти со службы в три часа было для него нарушением уклада всей жизни.
Кордер протянул ему шляпу и пальто, чемоданчик, зонт и вытер нос, запачканный кровью. Мистер Бантинг переносил все эти ухаживания послушно, как, ребенок.
Стук захлопнувшейся за ним двери, казалось, отметил конец чего-то; чего именно, он не знал, но в этом стуке было какое-то значение. Ему казалось теперь, что стол и табурет принадлежат кому-то другому, его прежнему «я», человеку, до сих пор не знавшему горя.
Он прошел через другие отделы, стараясь ни с кем не встретиться взглядом. Швейцар распахнул перед ним дверь, он вышел на улицу и, свернув за угол, увидел Тернера с только что купленным «Стандартом» в руках.
Глаза Тернера блестели, походка была легкая. Его робкий дух теперь нисколько не страшился нарушения дисциплины. Увидев мистера Бантинга, он замахал ему рукой и подошел к нему.
— Он спасся! Жив и здоров! Смотрите — написано в газетах.
Сердце мистера Бантинга усиленно забилось при таком невероятном известии. Тернер задыхался от волнения, его худые руки, судорожно вцепившиеся в отвороты пальто мистера Бантинга, заметно дрожали.
— Спасся! Славу богу! — задыхаясь, повторял Тернер. — Это напечатано в последних известиях.
Мистер Бантинг заглянул в газету, но не мог ничего, прочитать. Новость доходила до него отрывками, в задыхающейся передаче Тернера.
— Они все высадились в каком-то норвежском порту. Их подобрал крейсер. Весь экипаж «Бэджера».
— Очень рад! — хрипло ответил мистер Бантинг, чувствуя, как что-то в нем умирает медленной смертью. Он силился что-то еще прибавить, но Тернера уже не было: он радостно побежал дальше, к магазину Брокли. Спохватившись, что смотрит без всякой цели на поток уличного движения, мистер Бантинг возобновил прерванный путь к вокзалу.
На перроне в Килворте от группы встречающих отделилась одна фигура, и Эрнест, бледный и расстроенный, подошел к нему. Мистер Бантинг чувствовал на себе его пристальный взгляд. Отойдя на несколько шагов, он прежде всего задал тревоживший его вопрос:
— Ты сказал матери?
Эрнест кивнул. Минутное чувство облегчения сменилось в душе мистера Бантинга новой тревогой.
— Что она? Как она это приняла?
Эрнест ответил не сразу, он отвернулся и посмотрел в сторону. Некоторое врем они шли молча, и душа мистера Бантинга наполнялась зловещими предчувствиями; наконец, не выдержав, он резко дернул Эрнеста за рукав и заставил его остановиться и взглянуть ему в лицо.
— Я не знаю, как она это приняла. Она просто стояла и смотрела, вот... — Голос его прервался, и лицо исказилось.
— Спокойнее, Эрнест, спокойнее. Не надо этому поддаваться. Мы должны думать о твоей матери.
— Да, — просто сказал Эрнест и прибавил: — Там Эви.
— А! — и мистер Бантинг впервые за эти несколько часов вздохнул с облегчением. Они пошли дальше. — О твоей матери, вот о ком мы должны думать, — сказал он, — словно повторяя лозунг, и взглянул искоса на сына, который шел рядом, понурив голову; воротник его макинтоша смялся, и выражение лица было непередаваемо горестное. Мистер Бантинг подавил вздох. Казалось, дороге не будет конца, они шли, словно во сне, по какому-то призрачному миру. Вдруг совсем неожиданно он очутился перед зеленой с белым калиткой, и минута испытания грозно надвинулась на него. Чуть помедлив, он толкнул калитку и первый прошел вперед.