Выбрать главу

Миссис Бантинг уговаривала его бросить работу в штабе. Это уж слишком, убеждала она, такая работа ему не под силу. Но Джули потихоньку отговаривала мать.

— Пусть его, если хочет. Ему кажется, что его мало используют. Я сама хочу итти в шоферы санитарной машины. Надоело сидеть в бюро снабжения и вязать.

— Ты знаешь, как отец на это смотрит.

Джули вздохнула. Мистер Бантинг был против того, чтобы дочь тоже работала в штабе. — Нельзя же оставлять мать одну в доме, милая, вечер за вечером.

— Все вязанье да вязанье! — восклицала Джули. — Связала бы я удавку для Адольфа, вот уж старый грязный «дрекзак»!

— Джули!

— Это не ругань, мама, это по-немецки.

— Мне кажется, воспитанные девушки так не говорят.

— Конечно, нет, мамочка. Я это выучила на тот случай, если встречу парашютистов.

Что думал мистер Бантинг в дни, последовавшие за смертью Криса, никто из домашних не знал. В дни несчастья он обычно, замыкался в себе. Чувствовалось, что он оправляется от удара, мало-помалу приводит в порядок свои мысли, старается примириться с новым положением. Что он записался в отряд местной самообороны, потому что Криса убили на войне, это миссис Бантинг поняла; мотивы его поступков были ей достаточно ясны, и ясно было, что он хочет помочь довести до конца то, что начал Крис. Если Крис умер, то пусть его смерть будет не напрасной. Из отрывочных фраз и бурканья она поняла до некоторой степени образ мыслей своего мужа. И часто с тревогой поглядывала на него, стараясь, чтобы он этого не заметил.

Иногда он отрывался от работы в саду и смотрел вдаль за пределы своего маленького участка на весь пейзаж в целом. Уроженец Лондона, с годами он привязался к Эссексу. Килворт лежал в красивой местности, и он научился любить эти места. Это, кажется, и называется патриотизмом: любить свою страну, любить ее почву и деревья, ее запах и вкус, стремиться сохранить все это и передать потомству. А вторгнуться в чужую страну — это не патриотизм. Ради этого Крис не стал бы записываться добровольцем. Он только защищал свою родину. Иногда мистер Бантинг глядел на воробьев, клевавших из птичьей кормушки, с каким-то чувством товарищества, не поддававшимся определению, и на несколько минут они приковывали к себе его внимание. То вдруг он бросал работу, чувствуя незримое присутствие Криса. Бывали минуты, когда ему казалось, что Крис где-то совсем рядом; куда ни падал взгляд, всюду воспоминания. Все это он испытывал просто потому, что смерть Криса произошла еще так недавно. Он помнил это, ибо ему было очень хорошо известно, как время стирает память об умерших. Когда Эрнесту минет шестьдесят, чем будет для него Крис? Только преданием, не более, смутным видением среди ярких воспоминаний юности.

В такие минуты душа его раскрывалась настежь, и в нее входило горе; с искаженным лицом он уходил в сарай и, усевшись на перевернутый ящик, облегчал душу рыданиями. Вскоре он опять выходил из сарая и, пряча лицо, нагибался над самым цветущим из своих питомцев, перекапывал землю у корней или окучивал их. Если Джули или жена заговаривали с ним, он глядел на них покрасневшими глазами, как бы умоляя, чтобы 446

они ничего не замечали. Все жалели его, так казалось мистеру Бантингу.

Оски дошел до того, что выкопал ему весь его урожай картофеля. Мистер Бантинг выкапывал картофель по мере надобности, по одному кустику за раз. Однажды в субботу, выйдя в сад и соображая, как ему быть с этой работой, отложенной по недостатку энергии, он увидел, что Оски с видом знатока отряхивает последний корень, и можно было сразу заметить, что он не повредил ни единого клубня.

— Понравится вам, Бантинг, или нет, а я вам все выкопал. Какой толк, если картошка гниет в земле, Да еще в военное время? — Он оперся на вилы, как Гедеон опирался на копье, считая павших врагов. — Картофель ничего себе, хотя земля и не годится для «Короля Эдуарда».

— Даже и совсем неплохой, — поправил мистер Бантинг, который в конце концов сам вырастил этот картофель. Он обвел взглядом ряды вырытого картофеля и удивился, что его так много: урожай был невиданный для коттеджа «Золотой дождь».