Нет, он отстегнул воротничок, усталым движением, не глядя, надел его на бронзовую Психею и опустился на стул все с тем же видом мученика. Он даже не заметил, что специально для него сервирован чай. Он смотрел, мимо стола в окно.
— Ты не подвязал эту рябинку, Эрнест?
Эрнест вздрогнул.
— Прости, пожалуйста, папа. Я сейчас пойду и подвяжу.
— Я подвяжу, — сказал Крис. — Где взять эту штуку, папа, чем подвязывают?
— Можете не утруждать себя, — успокоил их мистер Бантинг. — Я сделаю сам. По крайней мере буду знать, что сделано.
Миссис Бантинг метнула на Эрнеста предостерегающий взгляд за спиной своего супруга. Затем, поворотившись к нему, улыбнулась и спросила с самым непринужденным видом:
— Заходил ты к нотариусу, дружок?
— Заходил.
— Ну как, все в порядке?
— Да.
Мистер Бантинг помешал ложечкой чай и оглядел стол с видом человека, страдающего от несварения желудка. Он, повидимому, был недоволен кушаньями, стоявшими перед ним. Он понюхал омлет и отодвинул тарелку в сторону, миндальное пирожное не пробудило в нем никакого восторга. Так как кроме хлеба с маслом на столе больше ничего не было, он отрезал кусочек хлеба, но, как видно, только потому, что надо же было что-нибудь съесть.
— Джордж, ты что ж, не будешь есть омлет?
— Не хочется мне сейчас омлетов.
— Ну, а чего бы тебе хотелось?
— Ничего, вот чаю, — и он начал большими глотками отхлебывать чай. — Накрой-ка это миской, — сказал он, передавая тарелку с омлетом. — Останется на завтрак.
Бантинги-младшие были ошарашены; они переглянулись, они удивленно подняли брови, они пожали плечами, они безмолвно предлагали друг другу полюбоваться этим диким зрелищем. Прячет недоеденный омлет! Помешался он, что ли, или нарочно корчит из себя скрягу, чтобы они не вздумали его о чем-нибудь просить? Щеки Эрнеста пылали от негодования, Джули хихикала, а Крис взирал на отца в полном недоумении.
Да, все-таки отец какой-то чудак; никуда от этого не денешься. У него явный заскок, какой-то комплекс. В груди Бантингов-младших поднималась буря протеста. Почему он этого не может, того не может? Словом, почему он не может быть рассудительным, почему он не может быть, как все люди, как все другие отцы?
И вдруг он обернулся к ним. — Ну, чего вы все ждете?
Никто не ответил; все смущенно глядели на него.
— Чего вы ждете, я вас спрашиваю?
Столь решительное проявление родительского авторитета заставило их присмиреть. Затем Эрнест вспомнил о взятой на себя роли предводителя восстания.
— Если ты в самом деле хочешь знать...
— Нет, нет, Эрнест; только не сейчас, — быстро прервала его миссис Бантинг.
— Нет, пусть сейчас. Выкладывай. Опять бухгалтерия, так, что ли? Ты хочешь быть бухгалтером? Так, да? Ну? — повторял мистер Бантинг, раздражаясь все больше и больше.
— Да, совершенно верно.
— Прекрасно, так ты им не будешь, — объявил ми стер Бантинг, и самый тон его говорил без слов: «Решено — и баста».
— Ты хоть бы выслушал Эрнеста, милый.
— Надоело мне слушать всякий вздор об этой бухгалтерии.
— Да почему же Джордж? Почему ты: против? Ты ведь хочешь, чтобы мальчики вышли в люди?
— Давно уже этого жду. Только пока что-то ничего не вижу. Да и не особенно надеюсь увидеть. Вот посмотри на Криса. Что это торчит у тебя из кармана, Крис?
— Курс по авиастроению.
— Ну вот, пожалуйте, — сказал мистер Бантинг. — А он работает в банке.
— Вот в этом-то и все дело! — воскликнул Эрнест. — Никто из нас не выбирал себе профессии. Я хочу заниматься бухгалтерией. Я чувствую к этому склонность. Это мое призвание. Почему бы мне не попытать счастья?
— Потому, — ответил мистер Бантинг, отчеканивая каждое слово, — что нам это не по карману.
Все дружно ахнули от возмущения.
— Нет, нам это по карману, — заявил Эрнест. — Я уже все подсчитал.
— О господи! Сил моих больше нет, — пробормотал мистер Бантинг, оттолкнув от себя чашку и растерянно озираясь.
— Вот послушай, папа. Тысячу фунтов ты получаешь за линпортские участки, да у тебя остается еще арендная плата с коттеджей. Затем твое жалованье, табачные акции и то, что у тебя есть в государственных процентных бумагах. Теперь, если ты выплатишь оставшиеся двести фунтов по закладной... — Спокойно, уверенно Эрнест приводил цифру за цифрой, ярким светом своей молодой учености озаряя финансовые дела мистера Бантинга. А мистер Бантинг сидел, пригвожденный к месту столь беспримерной наглостью сына. Он слушал Эрнеста, и глаза его темнели, щеки принимали пунцовый оттенок, и взрыв, казалось, был неминуем. Но взрыва не последовало. Измученный, опустошенный, уставший до предела от жизни, от своей семьи, мистер Бантинг ждал, когда Эрнест кончит свой доклад; затем он сказал: