Хотя с ним она держалась крайне заносчиво и высокомерно, то дразня его, то обдавая таким холодом, что он робел и терялся в ее присутствии, тем не менее он заметил, что при появлении отца все эти замашки исчезали бесследно, уступая место почтительности и беспрекословному повиновению. Эти быстрые переходы от высокомерия к скромности многое ему открыли. И насколько легче ему стало переносить ее тон презрительного превосходства с тех пор, как он понял, что это всего лишь защитная окраска. Его уже не пугали ни горделивые взгляды, ни взмахи ресниц — манера, перенятая (как уверял Ролло-младший) у Марлен Дитрих. Ах, если б только Моника знала! Ведь она куда красивее самой Марлен. Уж брови-то во всяком случае лучше. И Ролло-младший и сам Крис были согласны в том, что Марлен Дитрих — ломака, но что касается Моники, то она была ломакой только в глазах своего брата.
Когда она появилась однажды в мастерской и потребовала немедленно дать ей расписание дежурств, Берт Ролло сказал:
— Слыхал, Крис? «Немедленно»! Вот нахальство!
— Ей, наверно, нужно выписывать ведомость на жалованье, — ответил Крис, якобы не столько в ее защиту, сколько в интересах истины.
— Подумаешь, какая деловая особа. Сама только романы читает. У нее в конторе всегда припрятана какая-нибудь книжонка под подушкой на стуле. Зазналась, больше ничего. — И Берт начал приводить другие примеры ее зазнайства, с которым ему приходилось сталкиваться и дома, приоткрывая перед Крисом пленительную картину домашнего быта семейства Ролло. Ни одному биографу не удавалось так увлекать читателей рассказами о поступках великих мира сего, как увлекал Криса Берт Ролло болтовней о многообразных проступках своей сестры. Какой он счастливый, этот Берт! Живет в одном доме с богиней, сидит с ней за одним столом, поднимается по одной лестнице, когда они вечером расходятся по спальням. И хоть бы он понимал свое счастье. Так нет же, ссорится с ней, только и всего! У этого человека нет ни капли здравого смысла, он грубиян, и к тому же слеп на оба глаза. Ему, например, ничего не стоит произвести налет на ее комнату, попользоваться там всякими сокровищами и отправиться на свидание с другими девушками. Как-то раз он явился в мастерскую с флаконом духов и порекомендовал их Крису как великолепную замену бриллиантина.
— Это я у нашей девчонки спер, — сказал он. — Попробуй, намажь волосы.
Крис с таким благоговением взял у него флакон, словно это была священная реликвия. Флакон с ее туалетного столика! На этикетке было написано: «Роса Аравии». Не забыть бы это название, пока они не познакомятся поближе. Он капнул на ладонь и, проведя ею по волосам, выпустил на свободу волны того самого аромата, который задевал струны его сердца, когда она проходила мимо.
— Погоди, — спохватился Крис, — это мы зря, а вдруг она рассердится?
— Ты только бутылку не запачкай, тогда она не догадается. Думаешь, это покупные? Как бы не так! Наверное, образчик.
Крис собрал расписания дежурств и понес их в контору. На взгляд Берта, Ролло Крис слишком охотно соглашался быть на побегушках и не понимал, что стоит только человеку ступить на этот путь, и ему уж и минуты свободной не оставят. Памятуя о собственном опыте, Берт давно от чистого сердца предостерегал его, и все возрастающее количество поручений, которыми Моника заваливала Криса, только подтверждало его пророчества. Но, насколько он мог видеть, все эти предостережения не приносили ни малейшей пользы. Однако Берт видел не так уж много и даже в этом немногом не отдавал себе ясного отчета. Визиты Криса в контору приурочивались к тому времени, когда мистера Ролло там не было; предлоги для таких визитов отличались крайним разнообразием и делали честь его изобретательности. Но цель их была одна: уговорить Монику пойти с ним в кино. Он добивался своего с железной настойчивостью и, улыбаясь, смотрел на недоуменно поднятые брови, выслушивал ледяные ответы, гневные ответы, мирился и с отсутствием всяких ответов, ибо Крис не имел понятия о том, что такое комплекс неполноценности. Она отклоняла его приглашения с одинаковой твердостью — сначала просто так, без всяких оснований, потом стала говорить, что ей не хочется, потом, что она уже приглашена в другое место, а теперь мотивировала свой отказ тел, что у Криса есть другая девушка. Она сама видела, как он с ней разговаривал, на ней была красная шляпа. Моника проявляла большой интерес к этой обладательнице красной шляпы. И Крис мало-помалу приходил к убеждению, что дело подвигается.